Суверенитет идей и войны интеллекта

Всем очевидно, что в нынешних условиях глубоких изменений в России необходима выработка собственного терминологического аппарата и тщательная ревизия огромной массы информации, которая подается под видом как общего контента, так и смыслообразующих категорий. Это касается широкого спектра знаний, которые преподаются в школах и ВУЗах, а также используется в качестве операционной системы в институтах РАН и аналитических центрах. И набора концепций, который широко применяется в СМИ и политологическом дискурсе.

Это необходимо сделать по нескольким взаимосвязанным причинам.

Во-первых, часть концепций и терминов навязана нам Западом, и их применение затуманивает адекватное понимание различных процессов и феноменов. Это происходило на протяжении длительного периода, но особенно, сразу же после распада СССР, когда в России активно работала прозападная «агентура влияния», издавались учебники по лекалам западных образцов, активно применялся чуждый нам дискурс, который внедрялся не только в научное сообщество, но и в бытовую практику. Это привело как к выхолащиванию глубоких смыслов и замены их суррогатными терминами, которые стали применяться на рефлексивном уровне, так и к постоянному апеллированию к западным теориям и концепциям, вместо того, чтобы вырабатывать собственные. Установилась своего рода монополия интеллектуального идиотизма (от греческого слова ιδιωτης — отдельный от общества, отличающийся, неопытный человек), где чуждые модели и термины стали воспринимать как единственно правильные.

Во-вторых, это просто необходимо в рамках процесса суверенизации. Если говорится о политическом и технологическом суверенитете, не менее важно говорить и об информационном в широком смысле слова, куда входит и образование, и наука, и культура.

В-третьих, все это связано с защитой наших традиционных ценностей и нашего исторического наследия. И, конечно же, соответствует Указам Президента России от 09.11.2022 № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей»i и от 08.05.2024 № 314 «Об утверждении Основ государственной политики Российской Федерации в области исторического просвещения».ii

В-четвертых, необходимо помнить о том, что мы находимся в состоянии информационных и когнитивных войн с Западом, и для победы в них или, как минимум, отражения информационных атак, нужно разбираться в тонкостях психологических операций, включая меметику, семиотику и нейролингвистическое программирование.

В целом, патриотическое и консервативное крыло научной мысли в России поддерживает такие начинания. Например, президент Российского общества политологов, декан факультета политологии МГУ имени М.В.Ломоносова Андрей Шутов недавно заявил, что «в рамках теоретической части политологии до сих пор преподаются темы, которые были разработаны англосаксонскими представителями исследовательских школ. России сегодня необходимы иные, национальные, акценты. Необходимо критически проанализировать весь спектр преподаваемых общих дисциплин. Россия — прежде всего. Процесс суверенизации политологии запущен... Пересмотру должны подлежать курсы, рабочие программы дисциплин в контексте современных трансформаций. Современная ситуация в мире требует безотлагательных мер по изменению учебных курсов с акцентом на изучение и дальнейшее развитие богатого творческого наследия отечественной школы политической науки«.iii

Аналогичной работой занимается недавно созданный Учебно-научный центр «Высшая политическая школа имени Ивана Ильина» при РГГУ, которую возглавляет известный философ, доктор политических наук Александр Дугин.iv В этом смысле совершенно закономерно, что деятельность Центра взывала не слишком адекватную реакцию экзальтированной публики, источники влияния на которую видны невооруженным глазом. На этот счет председатель Федерального собрания Государственной Думы России Вячеслав Володин заметил, что «враги России стремятся расколоть нас изнутри», а то, чем занимается Центр — "это ключевые задачи и важнейшие вопросы, над осмыслением которых может и должен работать Центр Ивана Ильина. И не только он, но и мы все с вами«.v

Хочется надеяться, что работа этого Центра, как и других подобных организаций, государственных и неправительственных, будет иметь системный и стратегический характер. С другой стороны, возникает вопрос о соответствии реалиям текущего момента ряда институций, которые продолжают оценивать реальность с помощью западных клише. К примеру, если внимательно проанализировать, что пишут эксперты одного из крупных российских «мозговых трестов», специализирующихся на внешнеполитической проблематике, то сразу в глаза бросается стиль подражания западной политической науке. Даже многие термины просто являются калькой, хотя на русском языке звучат довольно коряво. Так, часто употребляемый в США и ЕС термин connectivityvi в отношении каких-либо регионов в переводе на русский «связанность» имеет несколько иную коннотацию с негативным оттенком. Как будто кто-то хочет кого-то связать или привязать.

Хотя можно было бы использовать более адекватный синоним, например, соединение. Аналогично и с многими другими заимствованными словечками — провайдер, амортизация (применимо к безопасности) и т. п. Создается впечатление, что авторы, охотно использующие в своем словарном запасе западные выражения, пытаются одновременно следовать некой моде (старая идея западников и либералов, что на Западе все лучше, включая термины) и за этим фасадом лингвистических нагромождений завуалировать специфику своей позиции.

Нужно признать, что определенная путаница в иностранных словах возникла не в эпоху ельцинского либерализма, хотя в этот период достигла явного апогея, поскольку тогдашние реформы проходили под надзором всевозможных иностранных консультантов, как правило, из США. Но даже при СССР бывали разночтения. Например, две спецслужбы США — ЦРУ и АНБ на английском языке звучат одинаково — Agency, но разведчикам по-русски почему-то присвоили Управление, а безопасникам — Агентство. До сих пор мы используем эти названия, во многом потому, что так уже сложилось.

Бывают случаи не только с разночтением, но и поверхностным пониманием определенных слов.

Возьмем концепцию многополярности. Совместная китайско-российская декларация о многополярности была зарегистрирована в ООН 15 мая 1997 г. Спустя 27 лет после того, как произошло то событие, хорошо понимают концепцию многополярности в российских политологических кругах?

Что такое полюс в рамках этой теории? Российские западники все как один будут ссылаться на исследования американских авторов по многополярности, которые отталкиваются от модели географических полюсов, где заложено определенное противостояние и исторически связано с позитивистской наукой. Но почему нельзя опираться на другие идеи в этом вопросе, которые могут быть более адекватными, емкими и точными?vii

В данном случае это особенно важно, поскольку подобные смыслы несут некую конвенциональную мудрость, то есть при упоминании термина не нужно его тщательно разжевывать и считается, что он полностью понятен и привычен для общества, в котором он используется. А при поверхностном понимании срабатывает эффект лингвистических ножниц — вроде бы понятно о чем речь, но полной ясности нет.

Масс-медиа — это отдельный и довольно важный вопрос, поскольку зачастую СМИ и формируют понятийный аппарат для широких масс. Для российских СМИ, как вещающих на внутреннюю, так и внешнюю аудиторию, уже давно пора разработать словарь обязательных выражений, чтобы адекватно передавать смысл происходящего. Хотя многие ведущие информагентства, к сожалению, продолжают вести описательную работу, без углубления в причины и следствия, все же акценты и определенные обороты необходимы.

Во-первых, здесь нужен зеркальный метод. Например, западные СМИ, описывая удары ВСУ по территории России, всегда добавляют фразу «как указывает Россия», как бы намекая, что эта информация не заслуживает доверия или нуждается в перепроверке. Тогда как любую, даже самую одиозную пропаганду киевского режима всегда выдает как правду последней инстанции. Следовательно, и нам нужно обязательно делать некие ремарки в отношении их заявлений или подачи любой информации. Во-вторых, при ссылке на западные агентства (откуда, увы, до сих пор черпают новости наши СМИ), всегда нужно делать оговорку, что это глобалистские инструменты влияния западных олигархических группировок.

Даже в историческом контексте можно давать уточняющие параметры по тем или иным событиям.

Не «воссоединение Германии», а «ненасильственная аннексия ГДР со стороны ФРГ при поддержке НАТО». Не «иностранные корпорации», а «неолиберальные картели». И сам термин «либерализм» будет нуждаться в уточнении. Ведь, как справедливо заметил американский ученый Пол Готфрид, нынешний либерализм — это нонсенс, ведь "либерализм, при правильном понимании, не требовал и не обязательно поощрял (...) терпимость к причудливым сексуальным практикам; замену национальных государств международными организациями, терпимость к явно подстрекательским высказываниям, направленным на свержение правительства... Нынешняя постлиберальная эпоха не полностью отделена от своей либеральной предшественницы, но относится к ней так же, как христианская ересь относится к христианской доктрине".viii

Это показывает, что даже проанализировав работы консервативных мыслителей в тех же США, мы обнаружим в их критике немало рациональных идей, которые высветят заблуждения глобалистов и помогут подобрать соответствующее определение. А что касается собственной философии и политологии, то весь ее аппарат необходимо разрабатывать нам самим. Кстати, в межвоенный период прошлого века в этом отношении частично преуспели евразийцы и дали миру действительно уникальные выражения в области географии, политики, права и истории.