Миграционные процессы в «Евразийском Хартленде»: вызовы настоящего и будущего

Президент России Владимир Пути поручил «кардинально обновить» подходы к миграционной политике. По его словам, это нужно сделать для обеспечения безопасности российского общества. Ранее глава государства неоднократно говорил о том, что в настоящее время в стране существует потребность в рабочей силе, однако это не означает, что проблемы рынка труда должны решаться в ущерб коренному населению России. Очевидно, что нам необходимо откровенно и трезво оценить все ожидающие нас миграционные перспективы, взвесив плюсы и минусы массового въезда иностранцев и своевременно исключить негативный сценарий будущего.

Сколько в России мигрантов?

По данным ООН на начало 2020 года в России насчитывалось 11,58 миллиона иммигрантов или почти 8% населения.

Отечественное МВД приводит ещё более впечатляющие цифры: так, только за одиннадцать месяцев 2022 года на миграционный учёт было поставлено 15,5 миллионов человек! Именно из последовательного сложения подобных чисел возникают те шокирующие «информационные бомбы», объявляющие русских в России уже фактическим этническим меньшинством. Однако в сложной механике миграционных процессов полагаться на голую арифметику сложения – заведомо ошибиться.

Миграционная методика ООН, указавшая на 8 % приезжих к концу второго десятилетия нынешнего века, основана на стране рождения, и всех наших сограждан, родившихся в четырнадцати республиках бывшего СССР, автоматически зачисляет в иммигранты. Иммигрантом считается и русский, рождённый в Баку, но переселившийся в Ставрополь, и татарин, покинувший отчий дом в Фергане и переехавший в Казань. Для нас же эти люди – репатрианты, вернувшиеся на землю предков. Так, в миграционном притоке 1992-2007 года (когда масштабы въезда заметно превышали масштабы следующего пятнадцатилетия) русские составляли 65,2 %, украинцы и белорусы — 6,6 %, татары — 5,4 %, башкиры, марийцы, мордва, удмурты и чуваши — 1,9 %, другие народы России — 2,0 %. Таким образом, в первые полтора десятка лет новой истории Российской Федерации минимум четыре пятых иммигрантов могли считаться репатриантами и, следовательно, их прибытие никаких этнокультурных и политических рисков не сулило.

Ещё дальше от понимания действительности уводят данные о постановке на миграционный учёт. Если взять, например, сведения о регистрации в МВД граждан Таджикистана в 2022 году, то можно подумать, что в самом Таджикистане не осталось мужчин в возрасте старше 14 лет – все они за каких-то одиннадцать месяцев перебрались в Россию! Однако, как официальная статистика, так и личные наблюдения тех, кому довелось бывать в Душанбе, не подтверждают такого повального исхода – минимум половина молодых таджикских мужчин всё-таки остаётся дома, не говоря уже про пожилых.

Разгадка противоречия кроется в том, что постановка на миграционный учёт совершается всякий раз при пересечении границы или продлении вида на жительство, то есть в отношении одного лица может применяться несколько раз в год. Реальное число иностранцев, одновременно проживающих в нашей стране, примерно вдвое меньше числа совершаемых за год актов постановки на учёт, колеблется от сезона к сезону и редко достигает максимума в десять миллионов человек, а чаще всего приближается к шести-семи миллионам.

Прибывшие минус убывшие. Или плюс?

Наиболее надёжным подтверждением этой цифры служит сальдо приезжающих и уезжающих, на протяжении долгих лет находившееся в ежегодном диапазоне от 200 до 300 тысяч человек, и к настоящему времени, даже с поправкой на неучтённые случаи, позволившее накопить примерно такое количество приезжих.

Правда, сравнение цифр эмиграции и иммиграции, на которое я здесь ссылаюсь, служит почвой для ещё одного тревожного предположения. Так, например, если в 2013 году из страны выбыло 176 тысяч человек, а въехало 453 тысячи (сальдо 277 тысяч, учтены лишь те, кто имел разрешение на долгосрочное проживание), а в 2014 году выбыло 283 тысячи, а прибыло 529 тысяч (сальдо 246 тысяч человек)¹, то досужий обыватель легко может поверить, что за два года Россию покинуло почти полмиллиона русских, а вместо них въехало около миллиона жителей Средней Азии. Получается, что коренное население бежит на Запад, а его место занимают люди с Востока? Однако эта алармистская версия легко разрушается при пострановом анализе миграционных потоков.

Так, в частности, в том же 2014 году 119 тысяч человек приехало из Узбекистана и 86 тысяч уехало в Узбекистан. Очевидно, что эти 86 тысяч эмигрантов из России – кстати, самая крупная группа уехавших, если брать в разрезе по государствам – отнюдь не коренные русские. Точно так же, в 2014 году к нам прибыло на длительный срок проживания почти 50 тысяч мигрантов из Таджикистана – и почти 34 тысячи человек уехало в Таджикистан. Как видим, на две наиболее популярные страны Средней Азии в 2014 году пришлась почти половина эмиграции из РФ (120 из 283 тысяч), и очевидно, что данный тип эмиграции – всего лишь возвращение на родину мигрантов, а вовсе не бегство прирождённых россиян.

Суммарное сальдо въезда/выезда при обмене России со странами центральноазиатского региона составило в тот год примерно 105 тысяч человек, из которых около одной пятой составили репатриирующиеся русские (преимущественно из Казахстана). Таким образом, рост суммарной среднеазиатской общины в 2014 году составил 80-85 тысяч человек. В 2015 году аналогичное сальдо составляло 30 тысяч, в 2016 году – 89 тысяч человек. Этот метод оценки общего числа мигрантов, при суммировании за все истекшие годы, наиболее надёжен. И он вовсе не даёт тех головокружительных цифр миграционного засилья, заставляющих впадать в панику.

Тайна шестнадцати миллионов. Кто они, не назвавшие национальность?

Еще один повод для тревоги даёт анализ недавней переписи населения, согласно которой число русских в стране по сравнению с данными предыдущей переписи сократилось на пять с половиной миллионов, со 111 016 тысяч до 105 579 тысяч человек. Если же сравнивать 2021 год не с 2010-м, а с 2002-м, то сокращение выходит ещё более пугающее, на десять с лишним миллионов. Добавив к этому тот факт, что общее население России с 2002 по 2021 год не уменьшилось, а выросло на два миллиона (включая Крым), кажется неопровержимым процесс стремительного этнического замещения.

Однако, как следует из переписных таблиц, пугающее сокращение русских компенсируется не аналогичным ростом среднеазиатских общин, а стремительным увеличением числа лиц, не указавших в ходе переписи национальность. Если в 2002 году таковых было менее полутора миллионов, то в 2010 – уже более пяти с половиной, а в 2021 – более шестнадцати с половиной миллионов. Среди же граждан, указавших свою национальность, доля русских практически не изменилась: 80,65 % в 2002 году; 80,90 % в 2010 году; 80,85 % в 2021 году.

Что же это за быстро растущая категория сограждан, не имеющая национальности? Может быть, это люди, утратившие свою этническую идентичность, что вполне созвучно духу космополитичной эпохи глобализма? Или, как опасаются алармисты, за этой внушительной цифрой скрывается армия нелегальных мигрантов, не желающих до поры до времени демонстрировать своё происхождение?

Целый ряд серьёзных демографов, чей профессиональный уровень вызывает моё доверие, отвергают обе версии, и объясняют львиную долю «отказников» низким организационным уровнем переписи. В частности, из-за совпадения переписной кампании с очередной волной коронавирусной пандемии, когда часть соотечественников переусердствовала с самоизоляцией. Да и в целом застать человека по месту жительства, да к тому же добиться от него согласия на интервью с незнакомцем, становится всё труднее. В отличие от тотальных советских переписей, ныне всё большее и большее количество сограждан не охватывается персональным анкетированием, - всякий читатель с лёгкостью найдёт в своём кругу знакомого, к которому переписчик не приходил. Данные о таких не интервьюированных персонально людях вносятся, как правило, заочно, из доступных административных источников, где не указаны ни национальность, ни знание языков.

Для понимания ситуации стоит сравнить динамику данных о национальности с аналогичной динамикой по владении языками. Если механически оценивать результаты переписи, то в 2010 году русским языком владело 136,0 миллиона человек, а в 2021 году – только 128,4 миллиона, на пять с лишним процентов меньше!

Однако всё проясняется, когда мы смотрим на динамику владения английским языком: 7,57 миллионов в 2010 году и только 5,07 миллиона в 2021 году. Сокращение на целую треть?! В реальности такого просто не может быть, потому что популярность английского языка возрастает, всё больше молодых людей его учит, а масштабы потенциального отъезда носителей английского – даже по данным США и ЕС, не говоря уже об отечественных источниках – за минувшее десятилетие были многократно меньше обнаруженной потери.

Такой провал можно объяснить только отсутствием визуального контакта переписчика и переписываемого, когда в графе по позициям национальность и язык приходилось ставить прочерк. Причём частота таких несовпадений была тем выше, чем крупнее населённый пункт, поскольку именно в мегаполисах труднее найти жильца и выше уровень недоверия к переписчикам. На селе все друг друга знают, а в спальных районах Москвы даже соседи по лестничной площадке порой остаются друг для друга «невидимками».

Такие «невидимки» - без каких-либо тайных причин или умыслов, просто в силу изменившегося образа жизни – всё чаще ускользают и от очной переписной кампании. Отсюда и сокращение числа лиц, указавших национальность, и сокращение числа лиц, владеющих русским (а особенно – английским) языком. По крайней мере, эта причина – главная, и если она должна вызывать тревогу, то скорее о качестве нашего переписного администрирования, а вовсе не о нашем этнокультурном составе.

Резюмируя вышестоящий экскурс в демографическую статистику, хочу подчеркнуть, что стать национальным меньшинством русским в России в обозримом будущем не грозит. Однако этот успокаивающий вывод вовсе не означает, что миграционной проблемы в нашей стране не существует, и что в дальнейшем она не может превратиться в грозный вызов национальной безопасности.

Кого становится меньше, а кого больше

Хотя из результатов переписи, если трактовать их непредвзято, сокращение доли русских в России не вытекает (показатель чуть более 80 % из числа указавших национальность держится стабильно уже два десятилетия), этническое замещение у нас всё-таки происходит.

Можно выделить большую группу народов, чья численность в России устойчиво сокращается. Как изменилось количество носителей данных идентичностей за три постсоветских десятилетия - показано в Таблице 1.

Если в случае с немцами и, в меньшей степени, с евреями, главной причиной сокращения численности стала эмиграция, то все остальные общины, приведённые в таблице, сократились почти исключительно за счёт смены идентичности. Не только значительная часть нового поколения определила себя как русских, - так же поступила заметная доля граждан, при переписи 1989 года ещё утверждавших, что они принадлежат к обозначенным народам. Прежде всего благодаря этому процессу, а также за счёт потомков смешанных браков с другими народами, доля русских в России поддерживается на сравнительно стабильном уровне (естественного прироста для такого воспроизводства не хватает с 1992 года).

Нетрудно заметить, что почти все, приведённые в таблице сокращающихся, народы относятся к народам христианской традиции. Именно эта культурно-историческая близость к русским снимает ментальные барьеры и облегчает процесс смены этнической идентификации. В итоге доля русских «поддерживается на плаву», но если взглянуть на всю совокупность народов христианской традиции, то их общая доля в населении РФ убывает.

Народы, демонстрирующие наиболее значительный и устойчивый рост, преимущественно относятся к мусульманской религиозной традиции (см. Таблицу 2).

В частности, несколько коренных народов России, традиционно исповедующих ислам, - чеченцы, аварцы, ингуши,- которые увеличили численность почти в два раза и более. Ещё более существенный рост демонстрируют общины, формируемые за счёт иммиграции. Из всех титульных народов бывших союзных республик СССР, принадлежащих мусульманской традиции, не выросли в числе только казахи. Это связано с частичной репатриацией российских казахов в независимый Казахстан, где уровень жизни не уступает российскому и потому нет выраженных экономических стимулов для миграционного потока в российском направлении. Достаточно ощутимая миграция из Казахстана (по количеству прибывших в РФ эта страна, как правило, находится на третьем-четвёртом месте) почти целиком формируется русскими и русскоязычными переселенцами. Со своей стороны, узбекская, киргизская и особенно таджикская община, как видим, увеличили свою численность в несколько раз.

Нет ничего более постоянного, чем временное

Подчеркнём, что в переписи учитывается только постоянное население: не обязательно граждане РФ, но обязательно проживающие здесь не менее года и имеющие соответственный вид на жительство. Реальная численность представителей среднеазиатских народов на территории России превышает цифры переписи в три-пять и более раз, за счёт временно проживающих. Среднее число одновременно находящихся в РФ (на основе сводных данных ФМС и МВД, с учётом нелегальной миграции) можно оценить следующими цифрами: до 3 миллионов узбеков, около 2 миллионов таджиков, до 2 миллионов азербайджанцев и свыше полумиллиона киргизов. Минимум три четверти этого числа относится к непостоянному населению и не охватывается переписью. По сути же, эти временные диаспоры вполне соответствуют поговорке «нет ничего более постоянного, чем временное» - львиная доля таких кочевников XXI века либо перемещается с маятниковыми миграциями согласно периодичности сезонных работ, либо вообще раз в год ненадолго отбывает на родину, как в отпуск, чтобы повидаться с близкими, и без промедления возвращается назад, оформляя временное пребывание заново.

Именно эта, «условно-временная» диаспора, выступает постоянным резервуаром для пополнения рядов постоянно проживающих, учитываемых переписью национальных общин.

Еще одной важной чертой в динамике этнического состава России является изменение условных пропорций этнокультурного и этнорелигиозного характера, в частности, между народами с преобладанием христианской традиции и народами с преобладающей мусульманской религиозно-культурной доминантой. Пока эти изменения не столь радикальны: с 1989 по 2021 год пропорция между наследниками двух великих религиозных культур сместилась от 90:8 к 86:12 (в процентах от указавших национальность). Вместе с тем очевидно, что этнокультурный баланс ощутимо меняется и наблюдаемые тренды указывают на приближение более значимых перемен.

Кто становится гражданами РФ

Не лишено оснований суждений о том, что сохранение исторически сложившихся пропорций между носителями христианской и мусульманской традиций является важным условием стабильности нашей цивилизации. В то же время резкий сдвиг в ту или иную сторону может привести к цивилизационному конфликту. Предвестниками возможного конфликта пока являются только вылазки отдельных радиальных групп, но чем шире будет становиться их потенциальная база – тем больше возникнет возможностей для распространения деструктивных идей.

С точки зрения состава прибывших особый интерес представляет динамика получения гражданства РФ, как показатель, фиксирующий бесповоротное переселение и закрепление мигрантов на российской земле (см. Таблицу 3).

Источник: данные МВД; 2023 – данные за первый квартал

Из Таблицы 3 видно, что на протяжении последних лет главным источником иммиграции в Россию выступала Украина, одна из наиболее близких в культурном и языковом отношении стран постсоветского пространства. Второе или третье место в этом списке занимал Казахстан, откуда в Российскую Федерацию приезжали в основном русскоязычные репатрианты. Наконец, в пятёрку лидеров устойчиво входила Армения, граждане которой, как правило, глубоко интегрированы в русскую культурно-социальную среду. Наличие таких источников иммиграции создавало достаточно сбалансированный поток переселенцев, не слишком значительно влияющий на сложившуюся в стране этнокультурную пропорцию (См. Таблицу 4).

Особенно высоким стал приток культурно-родственных граждан с 2019 года, когда началась упрощённая выдача российских паспортов жителям русского Донбасса. Однако с 2022 года тенденция круто переменилась. В этот период мы наблюдаем резкое снижение выдачи паспортов бывшим гражданам Украины, Белоруссии, Молдовы, Грузии и бурный рост числа новых граждан из Таджикистана. В результате носители исламской традиции среди лиц, получающих российское гражданство, впервые стали большинством.

Причины такого поворота лежат на поверхности: с началом СВО контингент трудовых мигрантов с Украины резко сократился. Серьёзные осложнения возникли и на пути трудовых мигрантов из Молдовы. Возникшие вакансии на рынке труда стали закрывать гастарбайтеры из Средней Азии, прежде всего из Таджикистана.

Почему именно Таджикистан оказался в лидерах, ежегодно обновляя иммиграционные рекорды? На первый взгляд, это первенство кажется труднообъяснимым, ведь население Таджикистана почти вчетверо меньше населения крупнейшей среднеазиатской страны – Узбекистана. Возможная разгадка обозначенного парадокса лежит в сфере экономики. Узбекистан за последнее десятилетие переживает мощнейший экономический бум. Валовой продукт Узбекистана продолжал расти даже в пандемийный 2020 год, когда большинство мировых экономик погрузилось в депрессию.

Драйверами роста узбекского национального дохода выступают уже не только традиционные добывающие отрасли – уран, золото, природный газ, но и обрабатывающая промышленность: текстильная и машиностроительная. Доходы от экспорта машин, оборудования и бытовой техники составили почти 10 % внешнеторговых поступлений Узбекистана – очень приличный показатель для вчерашней аграрно-сырьевой страны! Согласно прогнозам Всемирного Банка, экономика Узбекистана до 2030 года обгонит экономику Украины и будет соревноваться с казахской за второе место на постсоветском пространстве. Таким образом, хотя заработки в России остаются для узбекских граждан важным источником доходов, большинство жителей республики видит позитивные перспективы своей страны и не торопится её покидать навсегда, чаще рассматривая трудовую миграцию как долгосрочную командировку, нежели как шаг к смене гражданства.

В отличие от Узбекистана, Таджикистан, хотя тоже довольно быстро наращивает сейчас свой ВВП, стартовал с чрезвычайно низкой базы, дополнительно подорванной гражданкой войной девяностых. Душевые доходы таджикских граждан примерно вдвое ниже узбекских, а главным драйвером экономического роста выступают не промышленность или инфраструктурные проекты, как в Узбекистане, а переводы денежных средств из России (на них приходится не менее трети ВВП Таджикистана). До сих пор около 75 % населения республики проживает в сельской местности, что также затрудняет внедрение современных технологий и сдерживает качественный рост. Не находя себе эффективного применения на родине, жители Таджикистана считают наиболее удачным решением своих проблем эмиграцию. В силу этих причин именно Таджикистан оказался наиболее доступным резервуаром готовой к немедленному переезду рабочей силы в тот момент, когда в России рекордно снизилась безработица и возникла острая потребность в дополнительных рабочих руках.

Однако, если городское население Таджикистана в целом знает русский язык и приобщено к русской культуре через советское наследие и сохраняющиеся культурные связи, то массовое перемещение в Россию выходцев из отдаленных горных сел нередко порождает культурный диссонанс. Особенно остро именно в этом случае стоит и проблема нелегальной миграции. В результате переселенцы, зачастую вырванные из своих полуизолированных сельских общин и помещённые в чужеродную среду современного города, становятся сплоченной средой, фактически не имеющей устойчивого иммунитета от проникновения в нее экстремистских идей, - что уже не раз подтверждали социологи, изучавшие исламский радикализм на Ближнем Востоке и в Северной Африке.

Безусловно, наша страна заинтересована в сохранении этнокультурного баланса. Важно, чтобы миграционный поток не привёл к заметному сдвигу сложившихся в России культурных пропорций, и чтобы гражданство получали люди либо ментально близкие русской культуре, либо готовые к ней адаптироваться. Оскудение юго-западного канала иммиграции и быстрое возрастание роли среднеазиатского региона грозит нарушением социокультурного равновесия и должно быть компенсировано мерами целенаправленной миграционной политики. В числе таких мер, кроме часто упоминаемых, таких, как недопущение въезда носителей радикальной идеологии и расширение российского культурного влияния, в частности преподавания русского языка, в странах Средней Азии, следует назвать и стимулирование миграции этнокультурных групп Ближнего и Среднего Востока, подвергающихся дискриминации за свои религиозные убеждения (в том числе представителей христианских общин в арабских странах и в Пакистане).

Долгосрочные риски

Упомянутый выше иммиграционный дисбаланс, вызванный угасанием притока из стран христианской традиции и интенсификацией въезда народов исламской традиции, может носить кратковременный характер и вернуться к статусу-кво вскоре после окончания СВО. Однако есть гораздо более долгосрочные факторы, потенциально ведущие к замене этнического состава и сдвигу культурных приоритетов российского общества. Речь идёт о неравномерности демографических процессов в разных регионах Евразии.

Хотя большинство стран планеты, не только в Европе, Северной и Латинской Америках, но и в Исламском мире, переживает сейчас демографический упадок (и Россия здесь, увы, не является исключением!), сохраняется несколько нестандартных регионов, где рождаемость держится на весьма высоком уровне и даже растёт. Крупнейшим исключением из правил в этом случае является Тропическая Африка, а вторым по значению в мировом масштабе – Центральная Азия.

Эпицентром высокой рождаемости в Центральной Азии традиционно остаётся Афганистан, во многом изолированный от современных демографических тенденций и приверженный фундаментальным религиозным принципам. Суммарный коэффициент рождаемости в Афганистане (отражающий количество детей на одну женщину) хотя и медленно идёт на убыль, составил год назад 4,66, что позволяет стране входить в пятёрку государств мира с самой высокой рождаемостью. В отделённых от Афганистана рекой Пяндж и горными хребтами Памира Таджикистане и Киргизии суммарный коэффициент рождаемости близок к трём, медленно снизившись за последние десять лет со значений 3,1–3,2 до значений 2,8–2,9. Но самыми феноменальными выглядят показатели Казахстана и особенно, Узбекистана, которые, вопреки мировым тенденциям, за последние десять лет увеличились. Так, если СКР в Казахстане в 2015 году составлял 2,73, то в минувшем году он уже был выше трёх, а СКР в Узбекистане и вовсе вырос за этот период с 2,49 до 3,52!

Ещё десять-пятнадцать лет назад казалось, что население Узбекистана, Таджикистана, Киргизии завершает второй этап демографического перехода, приближаясь к уровню простого воспроизводства. Однако те процессы, которые происходят в Центральной Азии сегодня, противоречат линейным схемам, воплотившимся в большинстве государств мира, и ставят демографов в тупик. Трудно предсказать, насколько устойчивой окажется эта тенденция «центральноазиатского демографического ренессанса». Одно дело, если мы имеем дело с краткосрочным компенсационным всплеском после общего для всех постсоветских стран демографического провала девяностых-нулевых. Совсем другие перспективы сулит превращение высокой рождаемости в долгосрочный фактор. Тогда нам стоит ожидать смены этнокультурного баланса на всём евразийском пространстве.

Отметим пока, что 2023 год стал своего рода антирекордным для российской рождаемости. В нашей стране появилось на свет всего лишь 1 264 тысяч маленьких граждан – на треть меньше, чем восемь лет назад. Меньше было только в 1999 году, да и то – тогда не учитывались дети в Крыму, Севастополе и Чечне. В то же время в Узбекистане, напротив, поставлен исторический рекорд – в мир пришло 968 тысяч младенцев. Если сложить эту цифру с рождаемостью в Таджикистане (242 тысячи) и Киргизии (145 тысяч), придётся констатировать, что совокупное число рождённых в этих трёх странах Средней Азии впервые в истории превысило число рождённых в России. Насколько радикальны перемены в рождаемости за последние 85 лет, можно проследить по Таблице 5.

Следует обратить внимание на то, что все три указанных здесь государства Средней Азии выступают в качестве ключевых источников иммиграции в Россию, и продолжение вырисовывающейся здесь демографической тенденции неизбежно приведёт к усилению миграционных процессов.

Кроме того, вторым эшелоном потенциальной иммиграции может выступить Афганистан. Во-первых, население Афганистана продолжат расти опережающими темпами, ещё более высокими, чем у его постсоветских соседей. Уже сейчас здесь рождается более 1 400 тысяч детей в год, то есть больше, чем и в России или в Средней Азии. Во-вторых, население Афганистана тесно связано со своими соседями через таджикскую и узбекскую общины, составляющие свыше трети населения страны. Таким образом, по мере демографического роста, Афганистан, возможно, окажется «сообщающимся сосудом» с Таджикистаном и Узбекистаном, а те, в свою очередь, связаны интенсивными миграционными потоками с Россией.

Нетрудно подсчитать, что при сохранении современных тенденций в большой евразийской этнополитической системе, если она сложится именно в такой конфигурации, русские через тридцать-сорок лет окажутся меньшинством на пространстве «евразийского Хартленда», а в случае свободного миграционного перемещения на этом пространстве – и меньшинством на территории Российской Федерации. Такое развитие событий, очевидно, недопустимо и должно быть купировано как с помощью интенсивных демографических мер, так и за счёт комплексных изменений в миграционной политике.

1 Данные за эти годы приводятся по единственной причине – тогда автор детально занимался этническим анализом миграции, принципиально ситуация в последующие годы не менялась.