Перспективы и риски демографического бума на Чёрном континенте: доклад Института Русстрат
Что ожидает Африку после демографического взрыва?
Население планеты замедляет свой рост — практически во всех регионах, за единственным исключением. Это исключение — тропическая или субсахарская Африка, где абсолютные цифры естественного прироста год от года становятся всё более внушительными. Если в 1960-й, «год Африки», когда обрело независимость большинство стран континента, его население увеличилось на 7 миллионов человек, то в 2000 году прибавка превысила 20 миллионов, а в минувшем 2022 году африканцев стало больше на 33 миллиона.
Соответственно увеличивается и вес Чёрного континента в населении планеты (см. Таблицу 1). Исторически, вплоть до последней четверти ХХ века, эта доля колебалась в диапазоне 7-11 %, но уже буквально через несколько лет в Африке будет проживать каждый пятый землянин, а к середине столетия — более чем каждый четвёртый. Заглядывать ещё дальше, как показывает история демографических прогнозов, сделанных в ХХ веке — дело не слишком благодарное, но большинство специалистов сходится в том, что к 2010 году доля африканцев превысит 40 % населения Земли.
Столь бурный рост делает Африку эпицентром демографических событий всего XXI века, и не мудрено, что по этой причине к Чёрному континенту прикованы взоры визионеров и политических лидеров. Зачастую это внимание сопряжено с самыми мрачными ожиданиями. Например, президент Франции Эммануэль Макрон откровенно заявляет, что при такой рождаемости никакая экономическая помощь не приведёт Африку к стабильности; миллиардер Джордж Сорос усматривает в африканском демографическом взрыве угрозу для Европейского Союза; а французский исследователь Бернар Люган и вовсе назвал африканскую рождаемость «суицидальной», то есть ведущей к разрушению местного социума. Эти и другие пессимисты видят в умножении африканского народонаселения только веер проблем: развитие экономики не поспевает за прибывающим количеством потребителей продовольствия; голод и дефицит первоочередных благ остаются неустранимыми язвами африканского бытия; острые социальные проблемы ведут к эскалации насилия, череде терактов, войн и переворотов; бегущие от бедствий мигранты переносят болезни своего общества в соседние регионы, порождая жгучие этнокультурные конфликты.
Одновременно, несмотря на колоссальное увеличение веса Чёрного континента в мировом населении, мало кто из политологов и визионеров ожидает сколько-нибудь сравнимого увеличения политического авторитета африканских стран. До сих пор эксперты, анализирующие архитектуру глобальных отношений, редко усматривают в субсахарских обществах собственную субъектность. Например, известный российский футуролог Сергей Переслегин, говоря о макрорегионах (иным языком – локальных цивилизациях), претендующих на влияние в XXI веке, в принципе игнорирует стремительно растущую Африку, рассматривая страны континента лишь как «куски с критическими ресурсами», которые будут включать в свои сферы влияния ведущие глобальные игроки. Складывается впечатление, что Африка выступает как некий хаотический источник проблем, зона планетарного бедствия, а не как эпицентр роста и кузница глобального будущего, способная самостоятельно формировать повестку собственного развития и позитивно влиять на мировые процессы.
В этих обстоятельствах чрезвычайно важно получить максимально точный ответ на целый ряд вопросов, касающихся будущего Африки. Действительно ли демографический взрыв не позволит преодолеть бедность, обрекая жителей континента на вековое прозябание? К каким политическим последствиям может привести лавинообразное увеличение населения в самой Африке? Насколько серьёзные перемены сулит принимающим странам африканская иммиграция? Как повлияет демографический бум на роль африканских стран в международных отношениях: увеличит ли их зависимость как просителей помощи или превратит во влиятельных мировых игроков? Повлияет ли африканский рост на расклад глобальных сил, какие из локальных цивилизаций могут стать бенифициарами этого процесса и для каких он представляет потенциальную угрозу?
От ответа на эти вопросы зависит не только завтрашний день планеты, но и конкретные планы российско-африканского сотрудничества. В конце концов, необходимо понять, что значит для нашего Отечества реализация совместных проектов на Чёрном континенте: будут ли это инвестиции в будущее, в локомотивы глобального развития или провальные вложения в «чёрную дыру»? Задача данного доклада – снабдить читателя полезной информацией, проясняющей данные вопросы, а также, опираясь на факты и тенденции сегодняшнего дня, предложить наиболее вероятные варианты ответов.
СОКРАЩЕНИЕ ОТРЫВА ИЛИ РАСТУЩАЯ ПРОПАСТЬ?
Существует представление о непреодолимом и чуть ли не постоянно увеличивающемся разрыве между «золотым миллиардом» и глобальной периферией, социальными аутсайдерами (к которым по основным параметрам относится большинство стран тропической Африки). В пользу такого представления свидетельствуют многочисленные аргументы: стоит посмотреть, например, данные о количестве голодающих или ВИЧ-инфицированных на Чёрном континенте. Не менее удручающее впечатление производят мировые рейтинги душевого дохода или младенческой смертности, где последние три десятка мест почти безраздельно занимают африканские государства. Однако, если наблюдать картину в динамике, перейдя от «мгновенных снимков действительности» к анализу трендов, мнение о безнадёжном положении Субсахарского региона может сильно измениться.
Рассмотрим, как прогрессировала за последние шестьдесят лет продолжительность жизни – пожалуй, самый универсальный показатель благополучия любой нации (см. Таблицу 2).
Как видим, с начала шестидесятых годов прошлого века продолжительность жизни граждан ведущих западных стран выросла в среднем на десять лет, в то время как у жителей крупнейших стран тропической Африки прибавка составила двадцать-тридцать лет и более! Конечно, по мере увеличения долголетия любой прогресс в этой сфере наталкивается на труднопреодолимые естественные препятствия, связанные с ограниченностью биологического потенциала, - чем можно объяснить замедление темпов у самых успешных наций. Однако из приведённых данных совершенно очевидно, что говорить об «увеличивающейся пропасти» невозможно. Так, например, срок ожидаемой жизни граждан Эфиопии (как, впрочем, и Судана, Руанды, Сенегала, Танзании) сегодня уже вполне сопоставим с долголетием американцев послевоенного периода. А если учесть, что в области увеличения продолжительности жизни страны Африки за 60 лет проделали такой путь, на который Англия и Франция в своё время затратили почти полтора века, то правильнее говорить не об «увеличивающемся отставании», а об уверенном сокращении разрыва.
В целом же по Африканскому континенту ожидаемые сроки жизни увеличиваются в среднем на 3,5 года каждое десятилетие, что говорит о достаточно устойчивом прогрессе, несмотря на экономические трудности, экологические проблемы, инфекционные болезни и политические неурядицы. Сохранение этого темпа позволит примерно через полвека ожидать выхода Чёрного континента на уровень современных флагманов долголетия. Лучшие же из стран Африки имеют шанс выйти на этот уровень значительно раньше.
«ЧЁРНАЯ ДЫРА» ИЛИ ЛОКОМОТИВ РАЗВИТИЯ?
Не менее показательным выглядит сравнение динамики душевых доходов за последние двадцать лет. Данные о ведущих странах Запада и ряде стран Африки представлены в Таблице 3, где размер ВВП определён по паритету покупательной способности, а его конечные цифры представлены в условных долларах Гири-Хамиса, то есть приведены к ценам 1990 года, с поправкой на произошедшую с тех пор инфляцию крупнейшей мировой валюты (94,7 %). Хотя в таблице приведены сведения только по очень небольшой группе субсахарских стран, эта выборочность в известной мере компенсируется наличием суммарных данных по континенту в целом (см. Таблицу 3).
Как видим, средний темп роста душевых доходов в Африке не только не уступает развитым странам Запада, но заметно опережает их. Так, в группе ведущих экономик Северо-Атлантического сообщества только Германии удалось за два десятилетия нового века повысить уровень жизни своих граждан в полтора с лишним раза, остальные довольствовались увеличением на одну пятую, т.е. не более одного процента в год. В государствах тропической Африки картина выглядит более пёстрой: тут есть и стремительно растущие чемпионы, которые, подобно Гане и Габону, смогли более чем удвоить доходы своих граждан, так и аутсайдеры, вроде Конго, где наблюдалось прямое обнищание. Однако в среднем по континенту зафиксировано увеличение душевого ВВП более чем на 70 %, что представляет примерно втрое более высокие темпы, чем в среднем по странам Запада. Если же мы посмотрим на такие страны как Ботсвана или Габон, то увидим, что они не только превзошли ведущие экономики Европы по темпам роста душевых доходов, но и не уступили Франции или Великобритании по фактическому приросту благосостояния своих граждан: как в расчёте на среднего жителя Лондона или Парижа, так и на обитателя Габороне и Либревиля годовой объём товаров и услуг вырос на четыре с небольшим тысячи долларов (в ценах 1990 года).
Приведённые цифры не позволяют говорить об Африке как о безнадёжно отстающем регионе планеты с нарастающей бедностью. Хотя очаги абсолютного обнищания на континенте действительно существуют, но в целом Африка выглядит как динамично развивающийся регион, поступательно увеличивающий уровень жизни своих обитателей – даже на фоне бурного роста населения. Это означает, что взрывообразный рост населения не является невыносимым грузом для экономического развития материка, скорее наоборот: кроме проблем, он также создаёт новые возможности.
Принимая во внимание масштабы абсолютного роста африканского ВВП, то есть умножив демографический бум на темпы увеличения душевых доходов, необходимо признать, что африканская экономика становится одним из ключевых, если не самым главным фактором мирового развития. По вкладу в мировое увеличение производства товаров и услуг за два десятилетия XXI века Африка уступает только Китаю, превосходя все остальные макрорегионы планеты. ВВП Чёрного континента с 2003 года вырос примерно на 2,5 миллиарда долларов (в ценах 1990 года) – это на несколько процентов больше, чем внесла за это время в мировой рост Индия, в полтора с лишним раза больше вклада Евросоюза и почти в два раза больше прироста экономики США.
Это совершенно закономерный процесс. При современных коммуникациях скорость обмена знаниями и технологиями такова, что отстающие страны быстро перенимают опыт передовых, а конкурентные преимущества бедных регионов с дешёвой рабочей силой столь значительны, что перемещение производств нельзя сдержать никакими барьерами. Раздельное существование мирового полюса богатства и глобального гетто бедности было возможно только в условиях откровенно расисткой колониальной системы, нынешние же методы «бархатного неоколониализма» бессильны против экономического и социального запроса на выравнивание.
КАК ПРОКОРМИТЬ ЧЕТЫРЕ МИЛЛИАРДА? ПОДТВЕРДИТ ЛИ АФРИКА ТЕОРИЮ МАЛЬТУСА?
И всё же, несмотря на очевидные успехи в экономическом развитии и на заметное улучшение медицинских показателей, Чёрный континент продолжает сталкиваться с серьёзнейшими вызовами, сулящими катастрофические последствия. Среди них угрозой номер один является, безусловно, проблема голода. Огромное количество голодающих – перманентная трагедия африканского общества, сопутствующая ему на протяжении всей новейшей истории, как в колониальный, так и в постколониальный период. Именно поэтому значительное число футурологов связывает африканский демографический бум с апокалиптическими сценариями, включающими массовое вымирание, ожесточённую войну за дефицитные пищевые ресурсы и тотальный исход сотен миллионов беженцев.
Согласно докладам ФАО, в Африке ежегодно голодает от 250 до 360 миллионов человек, то есть до четверти населения. По данным 2019-го (далеко не самого худшего!) года, 38 % африканских женщин репродуктивного возраста страдало анемией, 30 % детей испытывало задержки развития из-за недоедания, а у 7 % и вовсе была диагностирована дистрофия. При этом почти у 12 % взрослых африканцев зафиксировано ожирение. Сравнивая эти факты, можно легко прийти к выводу что одной из причин голода на континенте является острое неравенство, и это утверждение недалеко от истины, однако следует учесть, что большинство случаев африканского ожирения вызвано отнюдь не богатством, а бедностью. Это ожирение вызвано хроническим углеводным перееданием на фоне острейшего белкового дефицита. Основным источником питания для широких слоёв африканцев служат крахмалоносные корнеплоды (маниок, таро, батат и т.д.), каждые сто граммов которых содержат 100-150 килокалорий и не более 2-3 граммов белка. Это значит, что, получая необходимую для жаркого климата энергетическую норму, потребители крахмалоносов удовлетворяют свои потребности в основном строительном материале нашего тела – белке – не более чем на 40 %! Избыток углеводов откладывается в виде жира, в то время как организм продолжает испытывать изнурительное белковое голодание.
Хотя, как мы видели выше, общий уровень жизни в большинстве стран Африки устойчиво прогрессирует, но эта позитивная тенденция касается в первую очередь потребления таких благ, как медицинские услуги, транспорт, одежда, бытовая техника (особенно современные средства связи), но в гораздо меньшей степени затрагивает обеспечение элементарными продуктами. Проблема питания остаётся исключительно злободневной. Доля африканского населения, занятого сельским хозяйством, больше, чем где-либо ещё в мире, но местный агросектор остаётся по преимуществу малопродуктивным. Более интенсивно развиваются экспортные отрасли, производящие специфические тропические товары – какао, кофе, экзотические фрукты, орехи, пальмовое масло, в то время как потребление зерновых по-прежнему критически зависит от импорта. По мере роста населения запрос на ввоз важнейших потребительских продуктов, таких как пшеница, кукуруза, рис растёт в геометрической прогрессии. Только импорт пшеницы странами Чёрного континента вырос с 6-8 млн. тонн в начале века до 30-40 млн. тонн в наши дни.
Сумеет ли Африка избежать голодной катастрофы, если её население вырастет почти вдвое к середине века и более чем втрое к его концу? Не приведёт ли нарастающий продовольственный дефицит к бедствиям, перед которыми поблекнут «Великая Африканская война» 1998-2002 годов, Великий голод на Африканском роге 2011 года и Европейский миграционный кризис 2015 года? Не станет ли ближайшая история Чёрного континента подтверждением скандальной теории Мальтуса о том, что проблема перенаселения решается автоматически путём вымирания «лишних людей» от нехватки питания и от инфекций в скученных популяциях?
Поставленный вопрос не имеет однозначного ответа хотя бы потому, что нельзя рассматривать огромный материк как некое единое целое, некий «чёрный ящик», в котором происходят одинаковые процессы. Это такой же упрощённый взгляд издали, как если бы кто-то говорил о единых судьбах Евразии, соединяя в один объект исследования Норвегию и Афганистан. Даже за исключением Магриба, северной арабской части материка, оставшаяся часть – Субсахарская или Тропическая Африка – является весьма гетерогенным регионом. Выше уже упоминалось, что если в отдельных странах, типа Конго, население за последние 20 лет нищало, то в других, как Гана или Габон, душевые доходы росли опережающими темпами. В наше время уровень жизни в самых богатых и самых бедных странах Тропической Африки различается более чем в двадцать раз! (Сейшельские острова – почти 30 тыс. долл. на человека, Экваториальная Гвинея – около 18 тыс., ЮАР – почти 15 тыс., в то время как Бурунди – лишь около 800 долларов на человека, ЦАР – около тысячи, ДРК – чуть более 1200).
Исходя из этого нельзя рисовать некий универсальный сценарий для всех стран континента. Очевидно, что одни из них справятся с грядущими вызовами более эффективно, другие – менее.
Говоря же об Африке в целом, необходимо принять во внимание, что её аграрный потенциал огромен и до сих пор используется в очень слабой степени. Достаточно упомянуть, что из 3000 миллионов гектаров общей площади материка обрабатывается не более 200 миллионов или чуть менее 7 %. И хотя значительная часть территории материка занята безводными пустынями или непроходимыми джунглями, даже за этим исключением почвоведы относят минимум 43 % африканских земель к пригодным для рентабельного земледелия. По мнению экспертов ФАО уже в ближайшее время в Африке можно распахать до 250 миллионов гектаров, более чем удвоив обрабатываемую площадь.
Кроме того, по оценкам того же ФАО, из-за неразвитых агротехнологий продуктивный потенциал уже возделываемых земель Африки используется лишь на одну четверть. Так, урожайность зерновых, как правило, всё ещё колеблется в пределах 10-20 ц/га, при том, что новейшие генноинженерные сорта в климатических условиях континента могли бы давать от 50 до 200 центнеров зерна с гектара. Для этого требуется радикальная интенсификация аграрного производства: освоение новых сортов и технологий, химизация и орошение. Так, потребности африканских крестьян в минеральных удобрениях сегодня удовлетворены менее чем на 20 %, а ирригация в субсахарской части материка применяется лишь на 3,2 % полей. Важно подчеркнуть, что с этих 3,2 % сельхозугодий даже при существующем дефиците удобрений собирается более 9 % сельхозпродукции.
Таким образом становится ясно, что пределы роста собственного производства продуктов в Африке отнюдь не исчерпаны, напротив – континент обладает огромными возможностями для развития сельского хозяйства. Нетрудно рассчитать, что удвоение обрабатываемых площадей плюс увеличение КПД их использования с нынешних 24 % до 70-75 % будет означать увеличение сборов сельхозпродукции примерно в шесть раз, что значительно перекроет прирост населения и позволит ликвидировать проблему недоедания. И это только в рамках технологий, существующих в наши дни, а к концу XXI века аграрная наука, несомненно, ещё сделает огромный шаг вперёд.
Бесспорным представляется вывод: даже в условиях ожидаемого демографического взрыва Африка отнюдь не приговорена к вечному голоду. В случае привлечения достаточного объёма инвестиций в агросектор и их разумного использования большинство стран континента вполне способно достичь полного продовольственного самообеспечения.
ИЗМЕНИТ ЛИ КАРТУ ПЛАНЕТЫ ВЕЛИКИЙ ИСХОД?
Африканский континент – колыбель человечества. Палеоантропологами детально изучены по меньшей мере два знаковых исхода из Африки, приведших к радикальному изменению облика Земли. Первое событие имело место около 500 тысяч лет назад, когда Африку покинули предки неандертальцев, отправившихся на заселение Евразии. Неандертальцы принесли с собой огонь, навык коллективной охоты на крупных животных, выработали первые погребальные ритуалы – иными словами, начали формировать первую внеафриканскую працивилизацию. Однако около 60 тысяч лет назад вторая волна переселенцев из Африки – прямые предки современных евразийцев, в популярной литературе известные как кроманьонцы – частично ассимилировали, а по большей части вытеснили неандертальцев, подчинив Землю иной ветви разумных существ. Хотя неандертальцы, как показывает ряд исследований, превосходили кроманьонцев размером черепной коробки, это не помогло им в конкурентной борьбе с пришельцами. Есть аргументы в пользу того, что победители одолели побеждённых за счёт социальной организации, коллективной сплочённости и лучшего умения коммуницировать между собой. Те визионеры, что со страхом говорят о грядущей массовой эмиграции из Африки, во многом опасаются повторения древнего сценария – когда численность африканцев превысит три и даже четыре миллиарда, очередная волна переселенцев с прародины человечества смоет современных аборигенов Европы вместе со сложившейся европейской культурой.
Современные миграционные тренды пока весьма далеки от такого трагического развития событий. Пока в Европе преобладают иммигранты из Арабского мира, а в США – из Латинской Америки, доля же переселенцев из Тропической Африки в ведущие центры Западной цивилизации сравнительно невелика. Прогнозы, сделанные на основе современной динамики, не предусматривают значимого увеличения африканской популяции в населении Северной Америки и Западной Европы – по крайней мере, настолько значимого, чтобы радикально изменить этнокультурный баланс, а вместе с ним и устройство общества. Например, для Соединённых Штатов ежегодное сальдо мигрантов из субсахарской Африки во втором десятилетии XXI века колебалось в диапазоне 48 – 80 тысяч человек, что довольно скромно для страны с годовым приростом населения в два с половиной миллиона. Несколько выше цифры для Европейского Союза – здесь в рекордном 2016 году число приезжих из Тропической Африки достигло 196 тысяч, однако и эта цифра ещё не является критической. В целом в иммиграционном потоке уроженцы Субсахарской Африки составляют для Евросоюза – около 17 %, а для Штатов – порядка 6 %. Как видим, Африка, хотя и является главным драйвером мирового демографического роста, но ещё не стала главным эпицентром миграции.
Впрочем, ключевым словом в этом выводе может оказаться ЕЩЁ. Если бы кто-то прогнозировал историю по тенденциям начала VII века, невозможно было предсказать расселение арабов от Геркулесовых столпов до Евфрата, а в середине XVIII века трудно было предугадать многократный рост численности англосаксов в Северной Америке и Австралии. Тем не менее, эти события произошли и стали определяющими для демографической истории своих столетий. Сопоставляя целый ряд фактов, можно прийти к выводу, что реальная эмиграция из Африки в течение текущего столетия значительно превысит те расчётные показатели, которые вытекают из зафиксированных тенденций начала века.
Во-первых, очень сложно представить изолированное сосуществование обществ, в одном из которых население бурно растёт, а в других стагнирует или сокращается. Накапливающееся неравенство должно компенсироваться даже в силу простейших физических законов, подобно тому как происходит диффузия газов или перераспределение жидкостей в сообщающихся сосудах. Нужен поистине непроницаемый «железный занавес», чтобы остановить естественное движение прибывающего населения бедных стран в богатые и вымирающие регионы планеты. Существование такого «занавеса» в современном, тесно взаимосвязанном и активно коммуницирующем мире невозможно.
Во-вторых, среди самих африканцев существует огромный запрос на эмиграцию. Так, например, соцопросы показывают, что о переезде в более комфортную страну размышляют 43 % танзанийцев, 46 % граждан Сенегала и целых 74 % жителей Нигерии! Такой высокий уровень миграционных настроений позволяет предположить, что ключевой внешнеполитической идеей для многих африканских стран станет право на свободный въезд в экономически благополучные страны – если не с целью получения гражданства, то хотя бы с целью получения источника долгосрочного заработка. Качество международных отношений со странами Африки для государств-потенциальных реципиентов миграции будет всё больше зависеть от того, как широки створки «открытых дверей».
В-третьих, в стареющих странах глобального Севера неизбежно будет развиваться спрос на молодую рабочую силу. Например, при ограничении иммиграции медианный возраст в странах южной Европы уже в пятом десятилетии века превысит 50 лет. Растущий пенсионный электорат будет требовать достойного материального обеспечения старости, а это вряд ли возможно без привлечения новых рабочих рук. Таким образом, существующие ограничения на въезд придётся смягчать уже из одних только экономических соображений.
Наконец, в-четвёртых, по мере формирования африканских диаспор в странах-реципиентах, они будут превращаться во всё более значимую внутриполитическую силу, требующую открыть двери для своих соотечественников. Сегодня влиятельная афроамериканская община – сильнейший потенциальный союзник коренных африканцев в борьбе за снятие иммиграционных барьеров из Африки в США. Аналогичные процессы будут происходить и в Европе – с дополнительной поправкой на то, что союзником африканских мигрантов из исламских стран также способна выступить уже сложившаяся в Евросоюзе община мусульман.
Все эти факторы, вместе взятые, позволяют предположить, что с большой вероятностью события будут развиваться по принципу «снежного кома»: чем больше будет расти население Африки и ВВП африканских стран и чем большую роль будут играть африканские нации на мировой арене – тем сложнее будет чинить препятствия на пути иммиграционных потоков; чем больше африканцев будет натурализоваться в странах «глобального Севера», тем сильнее будут мотивы в пользу снятия ограничений – не только политические, но и банальные матримониальные, обеспечивающие приток новых приезжих через создание и воссоединение семей. Кроме того, необходимо принять во внимание возрастной аспект: поскольку коренное население Европы и Северной Америки будет всё более старым, а приезжее – преимущественно молодым, то роль иммигрантов в происходящих социальных переменах окажется выше, чем их арифметическая доля в популяции.
Приведённые выше аргументы позволяют с уверенностью говорить, что во второй половине текущего столетия суммарные размеры африканской диаспоры в странах ЕС и Северной Америки превзойдут стомиллионную отметку, при этом выходцы с Чёрного континента составят не менее 10 % в Европе и, с учётом потомков предыдущих миграционных волн, превысят 20 % в США. Этот процесс, конечно, нельзя рассматривать как апокалиптическое «нашествие варваров» (среди иммигрантов будут преобладать образованные и квалифицированные кадры, которые имеют гораздо больше возможностей для переезда, чем африканская беднота). Однако бесспорным представляется то, что влияние африканской диаспоры на политику стран Запада существенно возрастёт. Если сегодня чаще всего именно африканцам приходиться считаться с мнением североатлантических политических элит, то полвека спустя почти наверняка вступят в действие и каналы обратной зависимости.
АФРИКАНСКИЙ ПОЛЮС ПЛАНЕТЫ?
Если в предыстории человечества Чёрный континент выступал как эпицентр антропологической эволюции, своего рода бродильный котёл, где вызревали новые виды и формы социального бытия, то в последние столетия об Африке приходилось говорить преимущественно в страдательном залоге, когда огромный регион рассматривался как объект колониальной экспансии, экономической эксплуатации и политических интриг. Сумеет ли Африка повернуть колесо истории, обрести субъектность, стать одним из центров влияния в формирующемся многополярном мире? Или грандиозный демографический рост будет иметь лишь количественное измерение, не приведя к качественным переменам в геополитическом авторитете Чёрного Континента?
Безусловно, макрорегион, являющийся родиной для 40 % наличного человечества, не может не играть весомой роли в международных отношениях, - при условии достаточной мировоззренческой сплочённости и политического единства. Но со сплочённостью и единством как раз есть проблемы. Хотя ряд социологов, включая знаменитого Самуэля Хантингтона, говорят о наличии особой Африканской локальной цивилизации; хотя сами африканские страны демонстрируют стремление к континентальной солидарности через создание межправительственного Африканского Союза, через формирование пространств свободной торговли и межгосударственных валют, через принятие стратегических программ типа НЕПАД или через проектирование единого паспорта для безвизового перемещения граждан – высокая степень этнокультурной и социально-политической гетерогенности континента остаётся препятствием к эффективной интеграции. Африку не цементирует такая языковая близость, как в Латинской Америке; здесь не сложилось такого культурно-исторического единства как в Западной Европе или такой религиозно-мировоззренческой общности как в странах арабского Ближнего Востока. Ни одна из стран Африки не может претендовать на безусловное лидерство, на роль «core-state» цивилизационного кластера, как США в Северо-Атлантическом мире, Россия на постсоветском пространстве или Китай на Дальнем Востоке. Всё это затрудняет координацию африканских государств и снижает их потенциальный коллективный вес на мировой арене.
Исходя из этого, трудно предвещать, что влияние Африки на международной арене в обозримом будущем сможет сравниться с влиянием США, Китая или России, но совершенно точно можно прогнозировать снижение внешнего влияния на собственно африканскую политику. В пользу этого вывода говорит целый ряд аргументов.
Во-первых, африканские общества станут слишком велики и значительны, чтобы ими можно было легко манипулировать извне. Например, рост населения Нигерии приведёт к тому, что во второй половине века ВВП этой страны превысит ВВП Германии – даже если разрыв в душевых доходах между этими странами не будет сокращаться. А поскольку, как уже упоминалось выше, этот разрыв довольно быстро сокращается, можно смело утверждать, что валовой размер нигерийской экономики (если эта страна сохранит государственную целостность) будет в разы превышать любую экономику Европы, а ВВП Кении, Эфиопии или Танзании станет сопоставим с ВВП крупных европейских стран. При таких обстоятельствах всё труднее будет найти кредитора, который дал бы столько займов, чтобы поставить выросшие африканские страны в одностороннюю долговую зависимость, и ещё труднее отыскать спонсора, способного подкупить достаточное количество активистов для решающего воздействия на их внутреннюю политику.
Второй фактор возрастающей африканской самостоятельности – диверсификация внешних связей. Ушли в прошлое те времена, когда на роль «старших партнёров» Чёрного Континента претендовала лишь одна группа стран, принадлежащая исключительно Западной цивилизации. На сегодня торговый оборот африканских государств с Китаем превышает торговый оборот со всем коллективным Западом, а по сумме вложенных в Африку инвестиций КНР конкурирует с США и Великобританией, и очень скоро, вне всякого сомнения, их опередит. Торговым партнёром Африки номер три, после Китая и Соединённых Штатов, стала Индия. Кроме того, целый ряд государств континента, для которых ключевое значение имеет экспорт нефти, входит в ОПЕК, где координирует свои действия с арабскими монархиями Персидского Залива. Это означает, что Африка тесно взаимодействует уже не с одним, а как минимум с четырьмя глобальными центрами силы (и даже с пятью, если свои связи с континентом активизирует Россия). Следовательно, ни один из внешних игроков не сумеет получить «контрольный пакет» влияния на африканскую политику, и даже небольшие страны смогут отстаивать свои интересы, маневрируя между более сильными внешними партнёрами.
Наконец, третий аргумент в пользу неизбежного снижения внешней зависимости: быстро растущий африканский рынок приведёт к увеличению доли внутриконтинентальных капиталовложений и торговых операций. То есть, африканцы будут всё больше зависеть от ближайших соседей и всё меньше – от заморских цивилизаций. Кроме того, в тех же «заморских» инвестициях будет возрастать вес переводов из африканской зарубежной диаспоры. Бурный рост африканских общин в богатых регионах планеты почти автоматически ведёт к увеличению масштабов заботы удачливых эмигрантов о земляках на своей исторической родине. Уже сейчас около 27 % валютных поступлений в Африку обеспечено такой помощью. Только в спорте можно привести целый ряд ярких иллюстраций «репатриации капиталов»: например, футболист германской «Баварии» Садио Мане, построивший больницу в родном Сенегале, или игрок «Филадельфии Юнион» Дэвид Аккам, создавший детскую академию футбола на родине в Гане. Возможно, африканские экспаты сыграют такую же важную роль в модернизации своих стран, какую сыграли в своё время в модернизации КНР китайские хуацяо.
О формировании единой Африканской цивилизации, которая будет выступать на мировой арене так же консолидированно, как коллективный Запад или Арабский мир, говорить пока преждевременно. Но, по крайней мере, можно выделить на материке минимум три потенциальных центра влияния, вокруг которых способна происходить региональная консолидация: Нигерия, Эфиопия и ЮАР.
Нигерия, как уже упоминалось, крупнейшая по населению страна континента – число её жителей к концу XXI века должно превысить 700 миллионов человек. Она почти наверняка войдёт в первую тройку стран планеты по населению и с большой вероятностью – в первую пятёрку по ВВП. Серьёзный риск для Нигерии представляет неоднородность её этнического и религиозного состава. Противоречия между национальными общинами, уже несколько раз приводившие к гражданским войнам, а также трения между мусульманами и христианами (ни одна из двух доминирующих конфессий не имеет очевидного большинства) угрожают единству страны и, соответственно, её потенциалу панафриканского лидера. С другой стороны, если нигерийские элиты сумеют успешно разрешить внутренние конфликты, это станет хорошим примером для строительства общеконтинентальной солидарности.
Эфиопия – единственная африканская страна, имеющая все компоненты оригинальной автохтонной цивилизации: собственную письменность фидаль, сакральный язык геэз и самобытную религию – дохалкидонское христианство. Эту культурную триаду эфиопы пронесли через восемнадцать веков, доказав её жизнеспособность. Среди интеллигенции многих африканских стран распространены почвеннические настроения, рождающие призыв отказаться от латиницы и от европейских языков лингва-франка, как от наследия колониального периода. Зародившееся в этой среде движение «Африканский код» предлагает создать общеафриканскую письменность на основе эфиопской азбуки фидаль и принять в качестве языка межафриканского общения суахили. Кроме того, среди искателей самобытной африканской религии (не только на Чёрном континенте, но и в заокеанской диаспоре) популярна фигура последнего эфиопского императора Хайле Селассие. Его имя до коронации – рас Тэфери – стало символом религиозного растафарианского культа. Таким образом Эфиопия выступает не только как одна из самых населённых и быстро развивающихся стран континента, но и как своеобразный тигель панафриканской идеологии.
Наконец, ЮАР – наиболее развитое технологически государство субсахарской Африки. Вокруг ЮАР уже сформировался южноафриканский кластер ускоренного экономического роста, куда входят Намибия, Ботсвана и Ангола с душевыми доходами выше среднеконтинентальных. Для этих стран, а также для близлежащих Замбии, Зимбабве, Мозамбика, Лесото и Эсватини ЮАР выступает крупнейшим торговым партнёром, превосходящим по обороту КНР и США. Международная роль ЮАР подчёркнута её участием в БРИКС, этом негласном клубе незападных цивилизаций, где официальная Претория выступает своеобразным представителем всего африканского региона.
АФРИКА И РОССИЯ: РАСШИРЯЮЩИЕСЯ ГОРИЗОНТЫ СОТРУДНИЧЕСТВА
Советский Союз рассматривал Африку как важнейший театр мировой борьбы между социализмом и капитализмом. Москва была готова делать безвозвратные вложения и оказывать бескорыстную помощь странам континента из идейных соображений, ради сделанного ими социалистического выбора. В романтических советских фильмах (например, «Дети Дон Кихота») юные персонажи мечтали сражаться за свободу угнетённых народов Африки. После поражения в Холодной войне и распада СССР Африка оказалась на далёкой периферии нашего сознания. Сейчас, когда Россия снова ощущает себя активным субъектом мировой политики, а рост Африки превосходит рост любого другого макрорегиона планеты, вопрос о возрождении российско-африканских связей выглядит чрезвычайно актуальным.
Африканское направление должно стать одним из приоритетов российской международной политики уже в силу чистой прагматики, даже исходя из чисто экономических соображений. Чёрный континент превращается в крупнейший рынок сбыта и производителя товаров. Даже по самым пессимистическим прогнозам, объём африканского рынка во второй половине столетия сравняется с рынком Евросоюза, а по оптимистическим – превзойдёт его в несколько раз. Было бы недальновидным не вкладывать в этот локомотив мирового развития.
Кроме того, у России и государств Африки есть общие геополитические задачи – сопротивление амбициям однополярного западного доминирования, стремление к равноправию и независимости в политике и экономике. В отличие от СССР, который брал на себя роль «благодетеля» и «старшего партнёра», у современной России есть основания строить отношения на принципах равного партнёрства, что, как минимум, гораздо выгоднее в финансовом плане.
Африканский демографический бум, порождающий миграционное давление на другие регионы, не представляет угрозы для нашей страны. Россия не является популярным направлением ни для бедствующих африканцев, ищущих средства пропитания, ни для коррумпированных дельцов, прячущих свои сомнительным путём нажитые капиталы. Основные миграционные потоки из Африки направляются (в порядке приоритета): в Западную Европу – из-за высокого уровня доходов и исторических связей; в США – из-за высокого уровня доходов и наличия большой темнокожей общины; на Ближней Восток – из-за высокого уровня доходов и географической близости; в Латинскую Америку – из-за наличия большой темнокожей общины. На фоне ежегодного перемещения сотен тысяч людей в указанные выше регионы нетто-иммиграция с Чёрного континента в Россию измеряется всего лишь сотнями новых граждан, и может быть легко увеличена на порядок без риска нарастания социальной напряжённости и изменения этнокультурного баланса.
В Россию африканцы едут преимущественно благодаря популярности отечественного образования. Это направление, которое заслуживает интенсивного развития. Привлечение африканских студентов даст дополнительные доходы российским ВУЗам; укрепит потенциальные связи с будущими элитами африканских государств и, если породит дополнительную иммиграцию – то это будут не нищие беженцы, не низкоквалифицированные гастарбайтеры, а молодые образованные специалисты. Любая страна, рассчитывающая на успех в мировом соревновании, должна стать центром притяжения молодых интеллектуальных сил. А в современных обстоятельствах стоит учесть, что именно Африка становится главным источником молодёжи не только на рынке труда и спорта, но и на мировом «брейн-рынке», и что для африканцев, в отличие от жителей целого ряда других регионов планеты, условия труда и оплаты научно-технической интеллигенции в России выглядят достаточно привлекательными.
России стоит поддержать борьбу африканцев за ослабление миграционных барьеров на пути в западные страны, - рассматривая эту миграцию как механизм компенсации того разрыва в уровне жизни, который создан, в том числе, в результате колониальной эксплуатации. Старые отечественные традиции антиколониальной борьбы будут таким образом развиты и укреплены, что позволит восстановить отношения со старыми союзниками и обрести новых. Поддержка африканской миграции сулит выгоды и в долгосрочных отношениях с западными странами – хотя сегодня электоральный потенциал общин африканского происхождения чаще всего используется наиболее токсичными для России либертарианскими политиками, в перспективе рост доли выходцев из Африки должен вести к размыванию типичного для западного общества цивилизационного высокомерия, в том числе русофобского.
В сфере экономики демографический рост Африки и связанное с ним увеличение ёмкости её рынка тоже открывают для России новые перспективы. В принципе, быстро развивающийся африканский рынок может быть интересен для всех без исключения отраслей экономики, - здесь мы акцентируем внимание лишь на тех из них, где Россия имеет наиболее выигрышные позиции.
Прежде всего, растущее африканское население будет создавать расширенный спрос на продукты питания. Россия как обладатель самых обширных в мире пригодных для культивации площадей, будет востребована как крупный поставщик продовольствия. Правда, большая часть российских аграрных угодий находится далеко не в самых благоприятных природных условиях, в т.н. «зоне рискованного земледелия» - но как раз растущий мировой спрос на продовольствие, ведущим двигателем которого станет демографический бум в Африке, сделает более рентабельным земледелие в наших нечернозёмной и аридной зонах. Также Россия может выступить партнёром африканских аграриев в поставке удобрений и средств химической защиты, применении ирригации и строительстве гидротехнических сооружений (как в своё время при сооружении Асуанской плотины на Ниле). Потребности сельского хозяйства Африки в этих товарах и услугах будут расти в геометрической прогрессии.
Второй важнейшей потребностью быстрорастущего населения и экономики Чёрного континента станет потребность в энергии. Несмотря на наличие внушительных углеводородных, гидроэнергетических, солнечных и ветровых ресурсов, энергетическому сектору Африки не обойтись без широкого использования энергии атома. На континенте сосредоточено около 20 % мировых запасов урана, прежде всего в Намибии, Нигере, ЮАР, Танзании, Ботсване. Это открывает широкое потенциальное поле деятельности для «Росатома», уже имеющего богатый опыт строительства атомных электростанций за рубежом.
Демографический рост тесно сопряжён с ростом рынка медицинских услуг – в этой сфере наша страна имеет давний опыт сотрудничества с Африкой. Этот опыт получил новый импульс в разгар коронавирусной пандемии: около двух десятков африканских стран зарегистрировали нашу вакцину «Спутник», более десяти стран закупили её крупные партии, а две наладили собственное производство, приобретя лицензии.
Кратное увеличение численности населения Африки и опережающий рост государственных бюджетов приведёт к значительному наращиванию вооружённых сил – это перспективный рынок для поставок оружия, военных технологий и обучения военных специалистов.
Огромная и к тому же стремительно увеличивающаяся в численности африканская молодёжь создаёт опережающий спрос на сотовую связь, интернет-услуги и иные передовые средства коммуникации. Россия может использовать эти возможности как обладатель одной из крупнейших в мире спутниковых группировок.
Наконец, на африканском видео- и кинорынке может стать вполне конкурентоспособной продукция российского творческого сословия. Актуальным является перевод российских произведений в этой сфере на популярные африканские языки: как применяющиеся в качестве языков международного общения, так и крупнейшие локальные. Несмотря на то, что африканцы демонстрируют недюжинные таланты в освоении языков (би- и трилингвизм – широко распространённые в Африке явления), те компании, что первыми разработают качественные программы перевода с официальных языков ООН на коренные языки континента, безусловно найдут широкий рынок сбыта и будут вознаграждены сторицей.
В отличие от Советского Союза, нередко выделявшего нецелевые кредиты своим союзникам, которые затем приходилось списывать, современная Россия имеет возможность строить более прагматичные отношения с африканскими партнёрами, где наши вложения могут окупаться за счёт долевого участия в разработке полезных ископаемых, в эксплуатации возведённых предприятий или объектов инфраструктуры.
Подписывайтесь на Телеграм-каналы Института РУССТРАТ и его директора Елены Паниной