Турция: точки бифуркации. Знаки препинания на цивилизационном перекрëстке

Завершившаяся 28 мая президентская гонка в Турции продемонстрировала, что турецкое общество разделено почти пополам. При явке в 87 % населения драматизм разделения особенно очевиден — трудно сослаться на «молчаливое большинство», проигнорировавшее избирательные участки, но находящееся, якобы, в резерве одной из сторон. Все козыри выложены на стол, и их количество у обоих игроков оказалось примерно равным. При этом в электоральном раскладе проявилась не одна, а минимум две линии разлома, проходящие через турецкий социум, а если присмотреться, то можно обнаружить ещё одну, ранее скрытую трещину.

Дилеммы, перед которым оказались граждане крупнейшей страны Передней Азии, вполне сопоставимы с русским хрестоматийным квестом «казнить нельзя помиловать»... Галочка в бюллетене могла сыграть такую же роковую роль, как в нашей загадке знак препинания.

Знак препинания первый. Хиджаб: снимать нельзя носить...

Основа противостояния — это, конечно, спор между «кемалистами» и «исламистами», своего рода турецкими аналогами наших «западников» и «почвенников». Кемалисты, которых на минувших выборах олицетворял Кылычдароглу, выступают за светский путь развития, который у них ассоциируется с европейским выбором. Исламисты, сторонники национально-религиозной самобытности, делают ставку на Эрдогана. Показательно, что влиятельные мусульманские богословы из ведущих стран исламского мира (среди них — главы союзов учёных Пакистана и Малайзии, президент Ассоциации имамов Ирака, великий муфтий Ливии и т.д.) издали фетву, призывающую всех правоверных отдать голоса за действующего президента Турции.

Конечно, в данном случае никак нельзя говорить о столкновении кемалистов и «антикемалистов». Кемаль Ататюрк («Отец турок»), прямой политической наследницей которого выступает современная турецкая оппозиция, до сих пор — бесспорный авторитет для всей нации. Правда, каждая партия делает акценты на разных сторонах его наследия: для исламистов Ататюрк, прежде всего, защитник родины от нашествия «неверных» в дни Войны за Независимость, для кемалистов — избавитель от «средневековых предрассудков». И всё же, несмотря на коллективное почитание Ататюрка, избранная им линия развития поставлена в современной Турции под сомнение.

Выдающегося реформатора, воителя, создателя Турецкой республики нередко сравнивают с нашим Петром Первым. Сходство и впрямь проявляется во многом, от заимствования европейских институтов управления до решительного насаждения новой моды (если наш лидер ради разрыва с приметами прошлого брил бороды, то турецкий отменил хиджабы и фески). Однако есть и заметная разница. Реформы Петра происходили, когда Россия находилась на подъёме: расширяла свои границы, прирастала населением, одерживала победы. Ататюрку же пришлось, в прямом смысле, поднимать Турцию из праха. После катастрофического поражения во Второй Мировой войне Османская империя потеряла большую часть своей территории, а после восстания христианских меньшинств, поддержанных с запада Грецией, а с востока Арменией, и вовсе возник вопрос о сохранении турецкой государственности.

Тогда гибло всё, что столетиями определяло мышление подданных Великой Порты. Ведь на протяжении пяти предшествующих веков Османская империя выступала как «core-state», «стержневое государство» Ближневосточной цивилизации, — цивилизации, вдохновлённой суннитской версией ислама. Султан османов считался халифом, покровителем всех мусульман мира. Соблюдение законов шариата воспринималось как идеальный способ организации общества. Но в итоге потрясений XIX и начала XX веков турки почувствовали себя уже не в центре своего родного мира, а на дальней периферии мира чужого. Казалось, сам ход истории не оставил сомнений, что Западная цивилизация безраздельно доминирует на планете, а западный путь — единственный путь к успеху. Ататюрк сделал трудный цивилизационный выбор — отказаться от всего османского прошлого, укоренённого в исламской традиции, и сделать свою страну частью Европейского мира.

Этапами грандиозной революции в сознании стали не только отделение религии от государства, ограничение религиозного образования, табуирование ссылок на ислам в политике, запрет суфийских братств, но и переход на латинскую графику, то есть колоссальный культурный сдвиг, затронувший всё турецкое общество, в отличие от петровских реформ, коснувшихся преимущественно российской элиты. Тут аналогия с эпохой Петра не годится, поскольку нашим предкам, воодушевлённым победами под Полтавой и Гангутом, не приходило в голову посягать на свои фундаментальные ценности, такие как религия или письменная культура, в пользу традиции проигравших. В кемалистской же Турции переворот в умах был столь глубок, что Самуэль Хантингтон назвал её «оторванной страной»; страной, которая решительно отсекла своё мусульманское наследие и попыталась «начать жизнь сначала», перестраиваясь по западному образцу.

Однако дальше начал действовать закон, сформулированный тем же Хантингтоном в «Столкновении цивилизаций». Сначала проигравшее незападное общество теряет веру в свои ценности, и начинает культурную вестернизацию как обязательный, по его мнению, залог технической модернизации. Однако, по мере освоения передовой техники и успешного продвижения по пути прогресса, возвращаются цивилизационное достоинство и вера в себя. В таком случае страна, как правило, продолжает техническое развитие, одновременно возвращаясь к своим культурным корням. Как признал автор «Столкновения...», проанализировав большую выборку реформируемых обществ, в итоге «мир на фундаментальном уровне становится всё более современным и всё менее западным». Именно этот процесс проявляется сегодня в Турции.

Реджеп Эрдоган как раз начал свою политическую карьеру в Партии Благоденствия, стоявшей у истоков этого тренда: так называемой индигенизации, возрождения традиций. Партию Благоденствия даже запретили в 1998 году, обвинив в политизации ислама. В своё время и самому будущему президенту Турции было запрещено занимать государственные посты за декламацию исламских стихов во время избирательной кампании. Перечисленные факты позволяют читателю судить о накале страстей вокруг турецкого религиозного ренессанса. Однако этот процесс упорно пробивает себе дорогу, одно за другим отменяя табу кемалистской эпохи. Своеобразным зримым символом перемен стало возвращение хиджабов. Только в 2010 году, уже будучи премьер-министром и преодолев ожесточённое сопротивление судебной ветви власти, Эрдоган добился разрешения на ношение хиджаба в университетах, а с 2015 года женщинам в традиционном головном уборе мусульман позволено работать в государственных учреждениях.

Почему индигенизация, возвращение традиций стало реальностью, а ощущение себя отдельным от Запада, особым миром не кануло в Лету? Положение современной Турции принципиально отличается от положения страны вековой давности, когда западный путь казался безальтернативным (см. Таблицу). В начале ХХ века Османская империя проигрывала соревнование с Западом не только экономически, но и демографически, уступая ведущим странам Европы по населению в разы, а по производству ключевых промышленных товаров — в десятки раз. Как говорится, был повод для разочарования в собственном обществе!

Источники данных: 1913 год — А. Мэдиссон, «Контуры мировой экономики в 1-2030 гг.», 2021 год — МВФ;

Ныне Турция превзошла все страны Западной Европы по численности населения, а по душевым доходам догоняет богатейшие экономики континента, уступая им менее чем в полтора раза. Объём турецкого ВВП, рассчитанный по паритету покупательной способности, превысил ВВП таких крупных европейских стран Средиземноморья, как Испания и Италия. Последнее время в СМИ много говорится о вмешательстве правительства Эрдогана в кредитную сферу, что привело к гиперинфляции и резкому падению курса лиры. Однако впечатление о провале экономического курса турецких исламистов создаётся прежде всего потому, что в сфере информации активнее «светится» финансовый, а не производственный капитал. На фоне кризиса в финансовом секторе производство товаров и услуг в Турции стремительно растёт, в частности турецкий реальный сектор продемонстрировал внушительный рост во время пандемии, когда весь мир (за исключением Восточной Азии и некоторых стран Африки) переживал спад.

Таким образом, и в демографии, и в экономике Турция находится на подъёме. Поэтому у турок вновь есть основания верить в будущее своей страны, а также гордиться не только её настоящим, но и её прошлым.

По сути, партия Эрдогана стала ведущей силой, возрождающей Турцию как «сore-state» Ближневосточной цивилизации, самостоятельный центр силы, авторитетный среди всего суннитского мусульманского мира. Эта идея в глазах большинства турок стала выглядеть более привлекательной, чем превращение в периферийное государство Евросоюза. Идею сильной самобытной Турции, «Второй Османской империи», опирающейся на свою религиозную традицию, поддерживают не только провинциалы, но и жители больших городов, определяющих долгосрочные тренды — не случайно своё восхождение на политический Олимп Эрдоган начал с кресла мэра Стамбула.

Однако на голосовании 2023 года и Стамбул, и Анкара отдали предпочтение (пусть и не слишком акцентированное) лидеру кемалистов Кемалю Кылычдароглу. Конечно, это связано не только с тем, что мегаполисы всегда более вестернизированы, чем глубинка. Свою роль сыграла возникшая диспропорция в турецком экономическом развитии: в больших городах выше роль пострадавшего от политики исламистов торгово-финансового сектора, а доходы жителей провинции, дружно проголосовавшей за Эрдогана, больше зависят от выигравшего при исламистах реального производства.

Знак препинания второй. Автономия: предоставить нельзя запретить...

Но одного только светского, урбанизированного электората для создания напряжённой ситуации «баш на баш», когда результат выборов критически зависел от нескольких процентов голосов, кемалистам — противникам Эрдогана и исламизации — явно не хватило бы. Кроме Стамбула, Анкары и прибрежной курортной зоны, за Кылычдароглу голосовали удалённые сельские провинции юго-востока страны — самая что ни на есть традиционалистская глубинка! Здесь проявилась вторая линия разделения, тревожащего турецкое общество. Речь идёт о конфликте турок и курдов, где последние добиваются как максимум независимости, а как минимум автономии внутри Турции.

Курды, народ иранской языковой группы, вместе с близким к ним этносом заза, составляют не менее одной пятой населения Турции. Движение за независимость Курдистана — давняя головная боль не только турецкого правительства, но и лидеров всех соседних стран: Ирака, Ирана, Сирии. Периодически вспыхивающие восстания, репрессии, аресты, теракты — трагические спутники многолетнего противоборства. Одним из красноречивых показателей остроты проблемы является тот факт, что до 2009 году применение курдского языка в публичном пространстве Турции было напрочь запрещено.

Теперь кемалисты, ориентированные на Запад, предлагают реализовать в турецком Курдистане принципы муниципальной и языковой автономии, принятые в Евросоюзе, что, конечно, гораздо больше устраивает курдских лидеров, нежели проводимая до сих пор унитарная политика Анкары. Исламисты, в свою очередь, обращаются к религиозному единству турок и курдов, апеллируя к периоду Османской империи, когда нынешних противоречий не существовало. Так, Эрдоган, едва на дебатах была затронута тема жестокого подавления восстания заза в 1930-х годах, прямо заявил, что эти репрессии осуществляла партия Кылычдароглу, а в исламский период подобные братоубийственные события были невозможны.

Справедливости ради надо признать, что хотя сегодня европейская национальная политика считается образцом толерантности, особенно на фоне кипящих этнических и религиозных конфликтов Ближнего Востока, историческое сравнение Западной цивилизации с Исламским миром в этой сфере окажется не пользу европейцев. Масштабы геноцида, нетерпимости и высокомерия, продемонстрированные западными людьми на пути к глобальному доминированию, затмевают все бедствия арабских или турецких завоеваний. И те преступления против национальных и конфессиональных меньшинств, которые омрачили облик Турции в первой половине ХХ века, были совершены именно вестернизированными политиками, подражавшими практике европейских колонизаторов, а отнюдь не исламскими традиционалистами.

Правда, лично Кылычдароглу отсылки к этническим преступлениям кемалистов прошлых поколений скомпрометировать не способны — ведь сам лидер оппозиции принадлежит к народности заза и с детства понимает курдские наречия. Поэтому Курдистан голосовал за Кылычдароглу не только как за носителя более приемлемой политической программы, но как за своего единоплеменника и земляка. Максимальный результат вождь кемалистов получил в родной провинции Тунджели, где 70 % населения составляют родственные курдам заза.

Знак препинания третий. Происхождение: объявить нельзя скрывать...

Ещё одна примечательная деталь: Эрдогану не удалось зовоевать большинства в двух северо-восточных провинциях, Карс и Ардоган, где курдское население невелико, а на этнических картах эти регионы обычно обозначаются как место проживания турецких азербайджанцев. Казалось бы, тут следовало ожидать успеха лидера исламистов, особенно после того, как занявший третье место в президентской гонке этнический азербайджанец Синан Оган призвал отдать голоса действующему президенту. Однако этого не случилось, и объяснение возникшего парадокса можно искать в «белых пятнах» турецкой статистики.

Дело в том, что накануне Первой Мировой войны до 40 % населения на территории нынешней Турции исповедовало христианство. Это были, прежде всего, греки, армяне и ассирийцы, проживавшие здесь испокон века, задолго до прихода турок-сельджуков из Средней Азии. После геноцида 1915 года и кровавой Войны за Независимость 1919-23 годов большинство христиан погибли или покинули родные места. Но значительная часть всё-таки осталась в Турции, чаще всего — скрыв происхождение, не афишируя национальное самосознание, а иногда и сменив веру. В результате появились такие категории, как криптогреки, криптогрузины, криптоармяне, в официальных переписях записываемые турками, или, что не исключено, «нейтральными» азербайджанцами. Размер таких скрытых общин определить непросто; например, оценки численности криптоармян или турецких граждан с армянским происхождением доходят до 3 миллионов. Конечно, ни криптоармяне, ни другие криптохристиане не испытывают энтузиазма от исламского возрождения, и склонны скорее поддерживать Кылычдароглу, нежели Эрдогана. Вполне вероятно, что голосование в провинциях Карс и Ардоган, исторически населённых армянами и до 1917 года входивших в состав Российской империи, зависело от настроений населения со скрытыми этническими корнями, прежде всего криптоармян.

Скрытые этнические группы могли также существенно повлиять на политические настроения в Стамбуле, Измире (где сто лет назад греки составляли большинство) и в Анталье (исторической Киликии, в средневековье известной как «Малая Армения»).

Знак препинания финальный. Точку ставить рано...

Победа, одержанная 28 мая сторонниками исламского возрождения (а по сути — возвращения к цивилизационной самостоятельности), слишком зыбкая, чтобы говорить о необратимом выборе пути развития. С одной стороны, Турция продолжит наращивать свой экономический вес и политический авторитет, что почти автоматически ведёт к снижению ментальной зависимости от Запада. С другой стороны, риски радикальной исламизации, столько неприглядно проявляющиеся у самых границ страны, на территориях, попадавших под контроль ИГИЛ, отталкивают студенческую молодёжь и интеллигенцию — то есть те группы, что формируют социальные тренды.

Чтобы преодолеть противоречия и предложить одобряемый большинством путь в будущее, Турции придётся вырабатывать модель современного мусульманского общества (аналогичную задачу уже официально сформулировала Малайзия). Уважение к исламскому наследию страны, к её фундаментальным ценностям должно быть соединено с терпимостью к этническим и религиозным меньшинствам, с необходимым для современных людей уровнем свободы. Кстати, ислам отнюдь не является препятствием на пути к межнациональной гармонии,- повторим, что в восемнадцатом-девятнадцатом веках степень этнического и религиозного неравенства в империи Османов была существенно ниже, чем в любой западноевропейской колониальной империи (что убедительно доказано, например, выкладками Фернана Броделя).

Если условной партии исламского возрождения удастся избежать пугающих крайностей и найти компромиссы со своими оппонентами, Турция имеет все шансы стать одним из ключевых полюсов будущего многополярного мира. Если же приемлемая для большинства модель найдена не будет, разлом по трём обозначенным линиям продолжит углубляться.