Демографический козырь Трампа
Американские «ослы» превращаются в «мулов» быстрее, чем «слоны» сбрасывают вес
Гражданский раскол в США становится всё более очевидным. Достаточно цельное и единое на протяжении всего ХХ столетия общество на наших глазах превращается в две разные Америки, которым всё труднее найти общий язык. Ещё полвека назад отличия между республиканцами и демократами казались довольно поверхностными, но теперь их идейные ориентиры стремительно расходятся к консервативно-патриархальному и радикально-либертарианскому полюсам. Всё чаще в глазах приверженцев одной партии победа другой представляется не временным эпизодом партнёрского соперничества, а предвестником грядущего апокалипсиса. И хотя взаимные пророчества о катастрофах пока больше напоминают обычные обывательские фобии, необходимо признать, что будущее одной из крупнейших мировых держав критически зависит от исхода обозначенного соперничества.
В арсенале обеих партий, республиканской и демократической, есть свои «источники силы», позволяющие рассчитывать на успех. В данной публикации мы обращаем внимание на особенный козырь республиканцев, выходящий за рамки чисто политического инструментария. Речь идёт о демографическом преимуществе.
«Красные» штаты многодетнее «синих»
Современный уровень рождаемости в разных регионах Америки различается довольно значительно. И если проанализировать эту вариабельность с точки зрения сложившихся в этих регионах электоральных симпатий, то выяснится, что в штатах так называемого «красного пояса», т. е. в штатах, исторически отдающих предпочтение республиканцам, крики новорожденных младенцев звучат гораздо чаще, а семьи существенно крупнее. Напротив, в «синих» регионах, где преобладают симпатии к демократической партии, куда шире распространены малодетность и бездетность.
Проведённый нами анализ представлен ниже в виде таблицы, где штаты классифицированы по размеру суммарного коэффициента рождаемости, рассчитанного на основе данных первого полугодия 2023 года Национальным Центром Статистки Здоровья США (National Centre of Health Statisiics). Суммарный Коэффициент Рождаемости, или Total Fertility Rate (СКР или TFR), отражает, сколько в среднем детей будет приходиться на одну женщину, завершившую репродуктивный период, если частота рождений сохранится на современном уровне. Это самый красноречивый демографический индикатор, показывающий, сколько наследников оставит после себя среднестатистическая семья, — иными словами, будет ли следующее поколение больше или меньше предыдущего.
Доклад подготовлен рабочей группой Института Русстрат под руководством В.В.Тимакова
Источник данных по голосованию: State PVI Changes — Decision Desk HQ. Зелёным цветом выделены штаты, где в 2016 году перевес получили республиканцы, а в 2020 году — демократы. Источник данных по размеру Суммарного Коэффициента Рождаемости: National Centre of Health Statisiics, 2023.
Как видим, почти все «республиканские» штаты находятся по размеру СКР выше среднеамериканских показателей, а почти все «демократические», соответственно, ниже среднего национального уровня. При этом вся вершина демографического рейтинга США безоговорочно принадлежит «красным» регионам, а всё дно, отличающееся низкой рождаемостью, так же безальтернативно занимают «синие» территории.
Результат этот выглядит вполне предсказуемым, если учесть, что консервативные республиканцы сделали своим знаменем семейные ценности, а новаторы-демократы активно поощряют самые противоестественные гендерные эксперименты, поддерживают стиль «child-free» и радикальный феминизм. Совершенно закономерно, что там, где преобладают традиционалисты, ориентирующиеся на идеал большой семьи, больше голосов получает «слон» (символ республиканской партии), а там, где значительна доля ЛГБТ и «свободных от детей» граждан, повышаются шансы на триумф «осла» (символ американских демократов).
Партийные симпатии или расовое происхождение?
Скептик, не привыкший к такому расслоению общества по идейно-политическим признакам, может предположить, что различия в рождаемости между штатами связаны вовсе не с партийными предпочтениями, а с национальным и расовым составом. Такая дифференциация нам знакома гораздо лучше, например, по демографическому разнообразию регионов России или этнических общин Великобритании.
Однако анализ обстановки в США показывает, что роль этно-расового фактора здесь отступает на второй план перед идейно-политическим мировоззрением. Так, например, в глубоком демографическом андерграунде находятся как «самый белый штат», Вермонт, так и «самая чёрная территория», федеральный округ Колумбия. Несмотря на максимальные различия в расовом составе, оба региона возглавляют антирейтинг рождаемости, что чётко коррелирует с давним и прочным доминированием Демократической партии как в Колумбии, так и в Вермонте.
В Соединённых Штатах различия между пятью основными расово-этническими группами (белые неиспанского происхождения, белые испанского происхождения, афроамериканцы, азиаты, американские индейцы) выражены менее очевидно, чем различия между штатами. Суммарные коэффициенты рождаемости для этих пяти базовых групп находятся в диапазоне от 1,35 (выходцы из восточной Азии) до 1,88 (испаноязычные белые), а разница между неиспанскими белыми и чёрными американцами и вовсе ничтожна (1, 58 и 1,66). В то же время, СКР для штатов колеблется куда более заметно, от 1,18 до 2,00.
Единственная и очень небольшая по численности расовая группа США, обеспечивающая естественное воспроизводство (то есть, имеющая СКР немного выше 2,1), — это коренные гавайцы. Однако, несмотря на наличие такого бонуса, СКР для всего населения Гавайских островов очень далёк от рекорда, составляя всего лишь 1,68, что ощутимо меньше СКР большинства штатов «красного пояса», не имеющих чадолюбивых гавайских семей. При этом по результатам Демократической партии Гавайские острова входят в тройку лидеров, уступая лишь округу Колумбия и штату Калифорния. Похоже, низкая рождаемость, характерная для демократических избирателей других рас, проживающих на Гавайях, сводит на нет родительские достижения коренного тихоокеанского населения, не позволяя этому «синему» островному штату конкурировать по главному демографическому показателю с республиканскими Канзасом, Айовой или Кентукки. А ведь эти штаты «красного пояса» не имеют дополнительной «тяги» в виде многодетной общины аборигенов, их население преимущественно белое и, значит, их высокие показатели целиком обеспечены белыми семьями, сохранившими традиционные семейные идеалы.
То, что этно-расовый фактор не является определяющим в демографическом разбросе американских регионов, хорошо видно и при анализе родительского вклада граждан испанского происхождения. «Хиспаники» широко представлены как в Техасе, так и в Калифорнии, что не мешает двум этим штатам с крупнейшими испаноязычными общинами заметно различаться по суммарному коэффициенту рождаемости (СКР первого равен 1,82, а второго — 1,48). Как видим, Техас находится намного выше средней национальной «ватерлинии», а Калифорния заметно ниже — что никак не согласуется с этническим составом, зато хорошо коррелирует с политическими предпочтениями «синей» Калифорнии и «красного» Техаса.
Межа превращается в пропасть?
Итак, разрыв по уровню рождаемости между двумя Америками — консервативной республиканской и либертарианской демократической — уже сегодня вполне достоверен и хорошо заметен, при этом он имеет тенденцию к увеличению.
Учтём, что в 2023 году в целом по США продолжалось падение рождаемости (СКР снизился с 1,66 в первом полугодии предыдущего года до 1,63 в аналогичном периоде года текущего; в 2015 году СКР достигал 1,84). Однако при этом семнадцать штатов продемонстрировали абсолютный рост количества новорожденных. Это Айова, Алабама, Арканзас, Вайоминг, Индиана, Канзас, Кентукки, Луизиана, Миссисипи, Небраска, Огайо, Оклахома, Северная и Южная Дакота, Теннеси, Техас, Южная Каролина. Нетрудно заметить, что все они, без исключения, принадлежат к «красному поясу», то есть голосуют за республиканцев. Примечательно, что в той группе штатов, где результаты республиканской партии устойчиво держатся выше 60% (всего таких «красных рекордсменов» девять), рост рождаемости демонстрируют все штаты, кроме Западной Виргинии, да и там показатели не падают, а сохраняются на уровне прошлого года.
Зато в десятке штатов, где зафиксирован самый глубокий провал (минус 3 процента и более по сравнению с первым полугодием 2022 года), девять — оплот демократов: Вашингтон, Вермонт, Гавайи, Делавэр, Калифорния, Мэриленд, Невада, Орегон, Род-Айленд. Из электорального пространства «трампистов» в эту сползающую к депопуляции компанию попала только приполярная Аляска.
Когда колыбель становится главным политическим аргументом
Значит ли всё вышесказанное, что в историческом соревновании за будущее Америки республиканцы должны победить благодаря своему демографическому перевесу? Если в семьях, сочувствующих республиканским ценностям, рождается больше детей и если штаты, выступающие традиционной цитаделью «слонов», будут увеличивать свою долю в населении США, не является ли это своего рода гарантией грядущей победы однопартийцев Трампа?
Такие метаморфозы, когда политическая картина неоднородной страны меняется благодаря демографическим процессам, не редкость в мировой практике. Например, в еврейском государстве в последние десятилетия произошло заметное «поправение» кнессета, где стали доминировать сторонники неделимого Великого Израиля от Средиземного моря до реки Иордан. Это можно связать с повышенной рождаемостью фундаменталистов-хередим, чьи семьи в разы превышают по числу детей семьи либеральных евреев-атеистов. Хотя исход потомков хередим из своеобразного религиозного гетто в светское общество довольно значителен, дети в любом случае хотя бы частично наследуют убеждения родителей. Это не могло не привести к общей «фундаментализации» израильского электората и к нарастающему неприятию идей этно-религиозной толерантности и «сосуществования двух государств» на Святой Земле.
Ещё более знакомый пример для российского читателя — Украина, где на протяжении тридцати постсоветских лет рождаемость в западных областях была выше, чем в юго-восточных. Более высокий уровень урбанизации русскоязычного юго-востока, а также более тяжкий социальный кризис в процессе деиндустриализации девяностых явно не способствовали репродуктивным успехам. В итоге рождаемость на Донбассе и в украинском Причерноморье на рубеже столетий показала абсолютный антирекорд в масштабах СНГ. В то же время традиционалистское и патриархальное население прикарпатских регионов и Буковины не пережило столь глубокого демографического провала и сокращалось гораздо медленнее, чем на юго-востоке, а в некоторых областях даже росло. Итогом такой неравномерной рождаемости на территории Украины стало смещение политического баланса с востока на запад: если в девяностые годы русскоязычные области получали перевес на выборах, то к середине нулевых возникло равновесие, а к 2014 году «оранжевая», прозападная, группа областей обогнала по числу избирателей «синюю», русскоязычную. Особенно зримо это стало заметно по составу молодёжи, когда более многочисленные выходцы из западных регионов начали задавать тон в уличных протестах.
Будущие выборы в США через призму частоты рождений
Следует ли ожидать, что политический баланс США также сместится под влиянием демографических перемен из «синей» в «красную» зону?
Однозначно ответить на этот вопрос невозможно, так как на изменение электорального баланса, кроме физического воспроизводства поколений, конечно, влияют и другие факторы. В числе таких факторов следует упомянуть некоторые иные аспекты демографии, в частности миграцию.
Например, такие бастионы «красного пояса», как Западная Виргиния и Миссисипи, относятся к депрессивным штатам, где население, несмотря на рождаемость выше среднего национального уровня, сокращается. Покидающая депрессивные провинциальные штаты молодёжь стремится в растущие мегаполисы, где может приобщиться к совершенно иным ценностям. Это обычная картина модернизирующегося мира: патриархальные сельские регионы с более крупными семьями подпитывают своими наследниками большие города, где выходцы из консервативных семей становятся радикалами — а судьбоносные события, в конце концов, происходят в крупных городах, а не в глубинке. Однако не будем спешить, прикладывая этот трафарет ХХ века к грядущей судьбе США. Как и в случае с вышеописанным этно-расовым трафаретом, американская реальность не вписывается в стандартные рамки.
Так, совершенно невозможно утверждать, что внутренние миграции, в отличие от рождаемости, работают на демократов. Во-первых, в «синей зоне» тоже есть свои депрессивные регионы, например, вымирающий Иллинойс со стареющим гигантом Чикаго или стагнирующий Коннектикут. Во-вторых, крупнейшим центрами притяжения по абсолютному числу приехавших ныне выступают штаты «красного пояса», Техас и Флорида, обогнавшие своих основных демократических конкурентов, Нью-Йорк и Калифорнию. По крайней мере, можно смело утверждать, что с чисто территориальной точки зрения внутренние перемещения граждан США не дают зримого перевеса ни «республиканской», ни «демократической» группе штатов.
Опорой Демократической партии может стать внешняя миграция, ведь именно демократы занимают более лояльную позицию относительно прибывающих в США переселенцев и беженцев. По идее, получившие американский паспорт граждане должны благодарно голосовать за своих покровителей, пополняя ряды «синих». Однако нельзя сбрасывать со счетов то, что основные источники иммиграции — Африка, Южная Азия, Филиппины, Ближний Восток, Гватемала — не пережили столь глубокой трансформации ценностей, за которую ратуют идеологи демократов. Приезжим из этих стран могут быть куда ближе традиционалистские мотивы республиканцев. Таким образом, записывать внешнюю миграцию в однозначный актив «синей зоны» было бы преждевременно.
Единственное, на что могут рассчитывать американские демократы, проигрывающие демографическое соревнование с республиканцами, — это конфликт поколений, переход молодёжи «красного пояса» из консервативного лагеря в более модный либертарианский. С другой стороны, начавшееся в Штатах старение населения, вызванное отсутствием простого воспроизводства за последние полвека, играет на руку республиканцам. Известно, что с возрастом радикализм молодёжи ослабевает, и часть тех, кто хотел «переделать мир», возвращается к «старым, добрым заветам» отцов. То есть, по сумме факторов напрашивается вывод, что объективные демографические процессы в их совокупности работают скорее на американских консерваторов.
Два идеала. Две Америки
Нельзя исключить, что республиканцы додумаются превратить обозначенный конкурентный фактор из объективного в субъективный, построив свою рекламу как «партия жизни» и критикуя соперников как «партию вымирания». На этом фоне можно иронически посоветовать конкурентам сменить партийный символ с «осла» на «мула» — животное, не способное к продолжению рода.
Впрочем, у демократов есть свой аргумент, заимствованный из арсенала фанатичных поклонников Греты Тунберг: «меньше народа — чище природа». Очевидно, что кому-то идиллическая картина девственных ландшафтов может понравиться больше, чем родительские хлопоты у колыбели. В этом привлекательном образе будущего есть только один явный электоральный минус — освобождённые от антропологического прессинга животные не могут отдать свой голос за лоббирующую их интересы партию.
В любом случае, нам предстоит наблюдать драматическое состязание, спрогнозировать исход которого довольно сложно. А вот что на основе проведённого демографического анализа можно констатировать совершенно точно, так это появление двух разных общностей внутри некогда единой американской нации. Разница в рождаемости между сторонниками демократов и сторонниками республиканцев сопоставима с разницей между двумя непохожими этносами, заметно превосходя различия между расовыми и этническими группами внутри США. Это зримый признак глубокого культурного раскола, к тому же оформленного на политическом уровне, — что способно послужить благоприятной почвой для грядущего разделения Америки на два государства.